Драгоценная жертва - Марина Серова

Я была готова, что он сейчас сорвется с места и побежит. Что ж, тогда пришлось бы играть в догонялки и, возможно, в перестрелки. Но парень совладал с собой, лишь улыбнулся и сделал шаг в мою сторону.

— Татьяна, ты чего? Ты бредишь? Тебя вчера, по ходу, хорошо по голове огрели?

— Не подходи ко мне близко, — предупредила я и выставила перед собой руку. — Лучше оставайся там, где стоишь.

Свой спрятанный под кофтой пистолет я пока не стала демонстрировать. Я прикидывалась перед ним беззащитной овечкой, которая вдруг возомнила себя зубастой волчицей. Возможно, он решит совершить нападение, чем выдаст себя с потрохами. Справиться с этим парнем в рукопашной я вполне смогу — сегодня я к этому готова. Это вчера у него было большое преимущество в виде внезапного нападения, поэтому он так легко со мной справился.

— Никита, я тебя раскусила, — продолжила я давить на него. — Ты все очень тщательно продумал, но совершил много промахов, я бы сказала, достаточно наследил.

Он несколько секунд смотрел на меня, не моргая, потом как-то нервно усмехнулся и уселся прямо на сырую траву, прижавшись спиной к стволу березы.

— Я чувствую, наш занимательный разговор затянется надолго. Будет интересно тебя послушать, детектив.

Я продолжила стоять, лишь слегка подперев плечом ствол березы напротив.

— Я тебе с удовольствием все расскажу. А ты потом, если я где-то ошиблась, подправишь меня. Никита, ты очень рассчитывал на наследство от своей любимой тетушки Риммы. Да, она все давно подписала тебе — московскую квартиру, дом, все свои сбережения и накопления. Но у тебя абсолютно не было никакого желания дожидаться, пока тетушка скончается своей естественной смертью. А знаешь, какая у тебя была еще причина? Я навела о тебе справки и узнала много интересного. Во-первых, ты практически банкрот. Твоя автомастерская понесла сильные убытки и находится на грани разорения. У тебя большая задолженность по кредитке плюс нехилый кредит. Тебе срочно нужны деньги, чтобы решить все эти финансовые проблемы. И наследство твоей тети было бы сейчас в самый раз. Да хотя бы московская квартира в Гранатовом переулке! Но твоя тетя-самодур продолжает в этой квартире держать квартирантов, а деньги с аренды хранить на счете. А ведь могла бы помочь своему единственному племяннику. Ай-ай-ай!.. Ну а любимый племянник не растерялся и решил убить свою тетушку, чтобы скорее стать наследником. Вот только есть одно «но»! Если убить свою родственницу, то подозрения сразу лягут на тебя как на единственного наследника. Поэтому был придуман маньяк!

Я сделала небольшую паузу в своем занимательном рассказе, одновременно следя за реакцией моего слушателя. Как бы он ни владел собой, но едва уловимая мимика и странность во взгляде стали его выдавать.

— А, во-вторых, Никита, — продолжила я, — ты действительно маньяк! Тебе даже не пришлось особо изображать из себя такого. Я также узнала и то, что ты состоишь на учете в психоневрологическом диспансере Рязанской психиатрической больницы. У тебя вялотекущая шизофрения плюс биполярное расстройство, которые, как известно, осенью частенько обостряются. Но это ладно, и с таким диагнозом можно спокойно жить и быть вполне безопасным для окружающих. Но в тебе что-то перещелкнуло, что-то послужило тем триггером, который и сподвиг тебя перейти черту, выйти за грань. И ты вышел!..

Снова небольшая пауза, и я продолжила:

— Ты, видимо, не раз слышал о тех давних преступлениях от своей тети Риммы, поэтому решил на этом сыграть, скопировать преступления тогдашнего маньяка. Ты сразу определил для себя, что всего будет четыре жертвы — местная колдунья, местная сумасшедшая, старуха-самогонщица и… твоя тетя. И вроде все началось, как и задумывалось, но потом что-то пошло не по плану… Знаешь, Никита, в чем ты прокололся? Интересно, да? Так я тебе расскажу. На кладбище ты потерял от своей куртки пуговку-заклепку, которую я там обнаружила возле могилы матери Бориса. К тому же ты там оставил свои следы от обуви. А на следующий день спохватился и, видимо, решил избавиться от этой одежды. Вот почему ты так спешно торопился в город, когда я тебя встретила у магазина. Тогда-то у меня уже что-то неуловимое промелькнуло в голове, но я не могла понять что. А потом, когда ты якобы спас меня от пожара, я в таком состоянии не сразу заметила… Уже потом до меня дошло, что ты приехал из города и на тебе была уже совсем другая одежда. От той ты избавился, а новую прикупил. Оʹкей, но и тут ты допустил промах. Когда ты на меня нападал, ты наследил. А потом… потом, когда уже меня спасал, то тоже оставил следы от обуви, потому что не во что было переобуться. Ведь около бани и в огороде должно было остаться три пары следов: мои, нападавшего на меня и твои. Но там осталось только два отпечатка: твои и мои. А значит, третьего никого не было. И я не говорю про те следы, что, возможно, были около бани, там все следы смыли пожарные. Я говорю про отпечатки от обуви, что остались около калитки и в огороде. А еще… У тебя, Никита, новая куртка — она двухсторонняя. Боковым зрением я успела заметить, что на нападавшем была темно-серая верхняя одежда. А потом ты появился передо мной в бордовой куртке. А когда я в машине поцеловала тебя и поправила воротник куртки, то заметила, что изнутри цвет куртки темно-серый. И да… вернемся к найденной пуговице. Она отлетела от рукава твоей старой куртки. Той куртки, в которой ты был тогда около магазина. Поэтому ты так и торопился, видимо, чтобы я плохо тебя разглядела. По правде говоря, я тебя реально плохо тогда разглядела и уж тем более не заметила оторванную пуговицу на рукаве. Но я запомнила модель куртки и потом нашла в интернете точно такую же, что была на тебе. И на этой куртке оказались точь-в-точь такие пуговки, как та, что я нашла на кладбище.

Я снова взяла тайм-аут в своем повествовании. И также отметила, что во внешнем облике Никиты произошли некоторые изменения. И настолько разительные, что передо мой сидел уже совершенно другой человек. Выражение лица, перекошенная ухмылка, нервный тик чуть выше правой ноздри и… взгляд. Этот взгляд говорил о многом — передо мной сидел не обычный человек, а самый настоящий псих, одержимый своей маниакальной идеей.

— Никита, теперь я