Смерть куртизанки - Монтанари Данила Комастри

Шёпот разочарования пронёсся в ответ на его призыв.

«Прощайте, любимые таверны!» — с сожалением подумал Аврелий, вспоминая о грязных заведениях, где ещё совсем юным искал первых приключений, если не добродетельных, то ярких, красочных и незабываемых. Но таверны в любом случае исчезнут, потому что таково желание Цезаря, так что тем более стоило поддержать Руфо.

Голосование прошло быстро: уже через месяц все таверны будут закрыты.

Заседание завершилось, и Аврелий, с невозмутимым видом выходя из курии, постарался оказаться рядом с Руфо и обратился к нему.

— Прекрасная речь, коллега, — произнёс он, когда сенатор с мрачным видом поравнялся с ним.

Руфо взглянул на него с плохо скрываемым недоверием. В его выразительных глазах ясно читалось, что он не забыл, как часто этот молодой человек всего лишь одной язвительной репликой бросал его на растерзание остротам и насмешкам политических противников.

На какое-то мгновение на его лице отразилось сомнение, а нужно ли отвечать, но он всё-таки заговорил, глядя прямо в глаза Аврелию, словно желая пронзить его взглядом.

— Мне странно, что ты поддержал меня, Аврелий Стаций. Мне не кажется, что добродетели предков дороги тебе. Ты же всегда осмеивал мои выступления против нынешней продажности?

Сражённый неожиданной прямотой сенатора, Аврелий постарался как можно быстрее выйти из неловкого положения. Он знал, что слишком часто насмехался над строгими нравоучениями коллеги, чтобы тот легко поверил в его благие намерения.

Уважения Руфо невозможно было добиться лестью, какой бы ловкой она ни была, и поэтому он не стал уверять его в весьма неправдоподобной перемене мнения, а решил искренне поделиться с ним своими мыслями.

— В самом деле, Фурий Руфо, твои нападки нередко казались мне чрезмерными и старомодными. Но эти таверны действительно превратили Рим в нечто похожее на трюм, полный крыс. А кроме того, Клавдий говорит очень разумно, когда предостерегает об опасности пожаров. Я сам как-то раз чудом спасся от такой беды, в Велабро.

— Это оттого, что посещаешь заведения, недостойные сенаторского звания, молодой коллега.

— Увы, я не так уж и молод и сегодня по-другому смотрю на многие вещи. Мне очень хотелось бы обсудить с тобой кое-что. Я был бы рад, если бы ты оказал мне честь и уделил немного твоего драгоценного времени.

Руфо взглянул на него с любопытством и, помолчав, ответил с нескрываемым вызовом:

— Буду рад видеть тебя гостем, Аврелий, только не жди встретить в моём доме кутёж с музыкантами, играющими на кифаре и самбуке. Простая еда, которая устраивала наших славных отцов, годится и мне. Можешь отведать её за моим столом. Моя дочь и её верные служанки приготовят незатейливую трапезу. Не уверен, правда, что ты оценишь, поскольку наверняка привык к язычкам фламинго и устрицам с Лукринского озера[40]. Достоинство дома и серьёзный, взвешенный разговор смогут ли заменить тебе впечатляющие блюда финикийских поваров и жеманных восточных танцовщиц?

— Понимаю теперь, как мало ты меня уважаешь, Руфо, и думаю, ты прав. Если я и участвую в пышных застольях, это не значит, что они нужны мне. Я никогда не отказываюсь от развлечений, если представляется случай, но, как научил меня мудрый Эпикур, я очень осторожен, не желая превратиться в их раба. Думаю, что можно и нужно пользоваться всеми удовольствиями, что дарит нам наша короткая жизнь. Я научился наслаждаться не только благами, которые даёт богатство, но и более простыми радостями. Разделить с тобой обед и побеседовать для меня гораздо приятнее, чем получить приглашение в императорский дворец. И я считаю это большой честью, — совершенно искренне добавил Аврелий.

— В таком случае приходи через два дня, если хочешь. Но ещё раз предупреждаю: у меня не увидишь ни глупой роскоши, ни бездумного расточительства.

— Удовольствие тем желаннее, чем исключительнее. С нетерпением буду ждать встречи. — Глядя на Руфо, который был на голову ниже его, Аврелий тем не менее испытывал робость.

— Ave atque vale[41], — распрощался с ним старик и, коротко кивнув, с большим достоинством стал спускаться по ступеням курии.

Аврелий улыбнулся, весьма довольный тем, как повернулись события. Он чувствовал себя преотлично и с нетерпением ожидал ужина с суровым коллегой.

Теперь у него появится возможность раскрыть загадку смерти Коринны. А если эта встреча и не поможет ему напасть на след убийцы, он всё равно будет рад случаю поближе познакомиться с такой интересной личностью, как Руфо. Для него не было ничего увлекательнее, чем возможность заглянуть в душу человека, тем более такого исключительного.

В хорошем настроении направился он к своему паланкину. Чёрные как уголь нубийцы ожидали на солнцепёке, пот блестел на их крепких мускулах. Увидев подходившего Аврелия, они тотчас вскочили и встали возле ручек паланкина.

Жизнь на форуме кипела и бурлила. Шумное многоголосие толпы, окружавшей патриция со всех сторон, не досаждало ему.

Ещё раз с любовью взглянув на это сердце Рима, он перевёл взгляд на рощицу весталок и поблагодарил милостивых богов, в которых не верил, за то, что родился римским гражданином.

V

На следующий день Аврелий проснулся рано.

Полный энергии, он торопливо оделся без помощи слуг, приветствовал нескольких клиентов подходящими случаю фразами и наделил их парой сумок со щедрыми подарками, а затем быстро направился к выходу, стараясь избежать встречи с Парисом, своим докучливым управителем, который ожидал его у входа со счетами.

Проходя мимо окошка раба-привратника, патриций страшно рассердился при виде громко храпевшего Фабеллия и снова задался вопросом, почему он должен содержать этого раба, если любой злоумышленник может спокойно войти в дом, не нарушая его отдыха в любовных объятиях Морфея.

На опасную нерадивость привратника не действовали ни угрозы, ни увещевания, так что Аврелий смирился с тем, что придётся содержать Фабеллия до того дня, когда старость заботливо переправит его от сна к смерти.

Аврелий не вызвал паланкин и, выйдя на дорогу, которая из переулка на Виминальском холме вела к Викус Патрициус[42], пешком направился в нижний город.

Субура была недалеко. Предусмотрительный сенатор позаботился одеться попроще — в довольно короткую тунику, чтобы не запачкаться, и лёгкий плащ. Дойдя до конца переулка, прежде чем свернуть направо и пройти дальше в народный квартал, он ненадолго заглянул на улицу Арджилетум, где находились лавки самых известных римских книготорговцев и переписчиков.

Обычно Аврелий пользовался услугами семьи Сосиев. Их мастерская переписчиков находилась как раз рядом с форумом, в переулке Туску. Но он не отказывал себе и в удовольствии побродить и среди простых лавочек на соседних улочках, рассматривая свитки и вдыхая резкий запах смолы, долетавший из мастерских сапожников поблизости.

— Ave[43], благородный Аврелий, — обратился к нему один из книготорговцев. — Наверное, ищешь интересные свитки? У меня есть кое-какие редкости, могу показать.

Несколько раздосадованный, Аврелий понял, что переодевание не помогло. С другой стороны, ему не так уж и нужно было оставаться неузнаваемым, хотелось просто покружить по самым бедным кварталам, не слишком выделяясь из толпы.

— В другой раз, Флавианий, спасибо, — коротко ответил он, но торговец не хотел отпускать одного из своих самых щедрых клиентов, не продав ему хоть что-нибудь.

— К твоим услугам! Не забудь, что я купил трёх новых, очень искусных переписчиков и теперь беру заказы. — Потом, сообразив, что сейчас, видимо, не удастся всучить клиенту какой-нибудь немыслимо дорогой кодекс, Флавианий учтиво раскланялся и отступил.