Яд, порох, дамский пистолет - Александра Лавалье

– Постойте! Остановитесь, Алексей Фёдорович. Я же вижу, вам трудно идти.

Алексей, не сбавляя шага, бросил через плечо:

– Нам всё равно придётся куда-нибудь добраться.

Не признаваться же, что, если он остановится, вряд ли потом сможет снова пойти. Варя чуть обогнала его, пристроилась в шаг:

– Обопритесь на меня… я помогу.

Алексей всё же остановился, но больше от удивления. Вот же невероятная девушка! Хотя что ж тут удивительного, она же сестра милосердия. И остаётся ею даже сейчас. Смотрит так, с сочувствием. Ну, конечно, я же трус и болен! Пожалеешь такого…

Алексей рассердился. На себя, на неё, на ногу эту злосчастную. Процедил сквозь зубы:

– Спасибо. Я самостоятельно.

Мысль о том, что секунду назад он мог бы коснуться её плеча, была из всех самой нестерпимой.

Сначала Алексей услышал звук. Характерный гул, который происходит от большого количества людей, собравшихся вместе. Потом, повернув за угол, он увидел трактир. На вывеске обозначалось – «Афонькин кабак»[30].

По меркам переулочка трактир был не меньше, чем дворец. Вернее сказать, терем. Резные наличники, высокое крыльцо в старорусском стиле. По центру – башенка, по крыше которой расселись деревянные совы и… Алексей не мог разглядеть снизу, но уж очень похоже на драконов. Но даже драконы не столь удивляли, как цветные стёклышки в окнах. Разумеется, витражи в Москве нынче не редкость. Недавно построенный католический собор на Грузинской ими украсили. И богатые купцы, до войны настроившие особняки на Никитской, любили выложить цветы из разноцветного стекла. Но витражи в трактире? А если кто пьяный в окно улетит?

Но и это ещё не всё. Ровно по длине трактирного забора лежала новенькая брусчатка, и тротуар у здания был плиточный, как на центральных улицах – будто трактир вместе с мостовой и тротуаром вынули из другого пространства и воткнули сюда, в этот грязный переулок на окраине. Алексей решительно двинулся к дверям.

Внутри дружно пели. Было ясно, что посетители достигли той степени общего благодушия, которую необходимо поддержать хорошей песней. Пением руководил половой[31] в белой рубахе навыпуск, подпоясанной кушаком. На столах стояли простые глиняные плошки и кружки, которые в моменты особого вдохновения не жалко и разбить. Часть кружек использовалась как музыкальные инструменты.

За стойкой стоял коренастый розовощёкий парень, не по возрасту безусый и безбородый, и с доброй усмешкой наблюдал за действием. На Алексея и Варвару Дмитриевну он глянул внимательно, но без удивления.

– Вам лучше подняться на второй этаж, – вместо приветствия промолвил он. И тут же подозвал полового: – Проводи в шестой кабинет.

Второй этаж был разделён на отдельные кабинеты. Пение сюда, конечно, доносилось, но уже не оглушало, а казалось приятным, как приятен фон чужого праздника.

Алексей усадил Варвару Дмитриевну и сел сам. Буквально через минуту появился официант и принялся расставлять перед ним фужеры и фарфоровые в золоте тарелки. В отличие от полового внизу, этот человек был во фраке и фартуке под ним.

Алексей почти не удивился. Подумаешь, кабак на окраине и официант во фраке, и не такое бывает. Удивительнее было то, что человек этот ему знаком. Не далее как сегодня днём Алексей наблюдал его у дома Малиновских. Только тогда он был одет попроще, да вспотел, таская ящики с коньяком.

Официант же узнавания не показывал. Он почтительно замер в ожидании заказа, глядя лакейским взглядом. Не успел Алексей открыть рот, как самым светским тоном Варвара Дмитриевна приказала:

– Любезный, принеси мне коньяку.

Официант моргнул. Это было против правил. Заказ для дамы должен озвучить мужчина. Поэтому официант кивнул даме, но вопросительно глянул на Алексея. Тот нахмурился. Варвара Дмитриевна намеренно дерзит, да и коньяк в сложившихся обстоятельствах может раскрыться непредсказуемо. Он широко улыбнулся Варе и, глядя ей прямо в глаза, решительно произнёс:

– Не стоит.

Варвара Дмитриевна гневно вздёрнула подбородок. Алексей, выдерживая противостояние взглядов, велел официанту:

– Принесите даме водки.

Официант снова кивнул и поинтересовался:

– А для вас? Позвольте рекомендовать борщок с дьяблями[32], котлету из кур а-ля Франсе. А также шарлот гляссе[33] сегодня удалось, если изволите.

Алексей моргнул. Можно подумать, что ресторанное меню в «Афонькином кабаке» – обычное дело. Такое же, как щи в глиняных плошках на первом этаже. Но удивления показывать не стал, ответил нарочито скучно и лениво:

– Не надо ничего. Чаю принесите. И даме закуску.

Краем глаза он видел, как покраснела Варвара Дмитриевна. Неудобная, должно быть, черта – заливаться в волнении краской. На лице официанта мелькнула тень неудовольствия (хорош посетитель, ничего не заказал), но поклонился низко и удалился хоть и размеренно, но с достаточным рвением.

Чай и водка появились на столе минуту спустя. А также пара пирожков для дамы. Варвара Дмитриевна взяла рюмку с осторожностью, будто прежде никогда подобного в руках не держала. Понюхала и отставила. Провела рукою там, где должно было быть её колье, вспомнила, что оно потеряно, и закусила губу.

Только официант покинул кабинет, как они оба обмякли, будто выбор напитка лишил их последних сил.

Алексей вздохнул и начал примирительно:

– Варвара Дмитриевна, уверяю вас, я не оставил бы вас там одну…

– Уже оставили!

Девушка схватила рюмку, резко выпила, задохнулась и закашлялась до слёз, закрываясь ладонями. Она плакала долго, то затихая, то снова захлебываясь слезами.

Алексей смотрел в свою чашку. Там, на дне, словно разбуженные резкими звуками, кружились чаинки. Он так и не сделал ни единого глотка.

Когда все её слёзы вытекли, он снова сказал почти шёпотом:

– Я искал… искал возможности вмешаться.

Ему казалось крайне важным, чтобы она поверила.

Она взяла салфетку со стола, вытерла лицо, выпрямилась и потребовала:

– Найдите мне извозчика, я поеду домой.

«Одна», – читалось в её словах. Алексей оторвался от чаинок, поднял глаза на неё и произнёс:

– Вы не можете ехать, вас, должно быть, уже ищет полиция. Тот городовой, которого я оглушил, наверняка уже очнулся. Он видел вас в лицо и знает, что вы были в чайной.

Хотел пожёстче, а получилось виновато. Он лгал и знал об этом. Не так-то просто найти человека, посмотрев на него один раз в темноте. Но отпустить Варвару Дмитриевну, не задав ей всех вопросов, он тоже не мог. Она была в центре всех странностей последних дней и при этом постоянно ускользала от него. Если она уйдёт сейчас, то больше не подпустит его к себе никогда. Раз уж они здесь, в этом благословенном месте, то