Манящая леди - Марджери Аллингем
Эмма огляделась вокруг и вздохнула. “О, прекрасно”, - искренне сказала она.
“Приятно”, - согласился он. “Кто здесь спит?”
“Именно та, о ком ты мог подумать!” сказала Эмма. “Совсем никто, конечно. Что за жизнь, а? Так далеко за поворотом мы встречаем самих себя, возвращающихся. Беги вперед. Увидимся позже. Я умираю от желания поговорить, но у меня нет времени. Посмотри на старину Джейка. Он делает кое-что совершенно новое. Спроси об этом. Не просто смотри. ”
“Я сделаю”. Он попытался изобразить энтузиазм и пошел вниз по лестнице. На первой лестничной площадке было великолепное окно в свинцовой раме, выходящее в цветущий сад, и он остановился, чтобы взглянуть на сверкающую массу красок. Подъездная аллея была немного неухоженной, как он заметил, проезжая мимо, а огород на кухне представлял собой дикую местность. Но здесь была выставлена экспозиция, которая сделала бы честь каталогу голландского производителя луковиц. Эффект был ошеломляющим; арки и решетки, виноградные лозы и вьющиеся розы громоздились одна на другую в упорядоченном великолепии. Широкая река, мелкая, как брод, была почти скрыта зрелищем. Однако одно маленькое отверстие, задрапированное клематисом и кружевной лозой, было оставлено, и когда его взгляд был прикован к нему, он увидел Руперта, проходящего с другой стороны. Он моргнул. Если только он не был окончательно обманут, предмет, прижатый к его груди в костюме-котле, был большой бутылкой шампанского. Кэмпион отчетливо увидел блеск золотой бумаги. Прежде чем он успел собраться с мыслями, другой ребенок прошел под аркой. Это была толстенькая маленькая особа, одетая исключительно в желтые штаны и единственное перо скво. Она тоже несла безвкусную бутылку. За ней шел мальчик на два или три года старше, а за ним девочка лет двадцати. Все они были в костюмах краснокожих индейцев и все были нагружены одним и тем же сенсационным грузом, который они несли с искренней сосредоточенностью. Операция, по-видимому, была секретной и носила военный характер.
Кэмпион уже поворачивался, когда увидел, как мимо проходят еще двое нагруженных детей. Слегка ошеломленный, он продолжил спускаться по лестнице. Дверь комнаты, которая раньше была гостиной матери Минни, была прямо перед ним, и он не смог удержаться, чтобы не сунуть голову внутрь, чтобы снова увидеть Котмена. Обшитая белыми панелями комната была почти такой, какой он ее помнил, но картинка исчезла. На ее месте был рисунок Минни в виде цветка, но волшебная акварель, такая страстная под своей безмятежностью, исчезла навсегда. Опечаленный, он толкнул дверь старой передней кухни, которая теперь, казалось, была семейной столовой. На месте старой плиты стояла шведская плита, пол был выложен плиткой, а фермерский стол из вяза был выскоблен добела и окружен бесчисленным количеством табуреток. Все было очень аккуратно, по-спартански и приятно, и он прошел на заднюю кухню, где, насколько он мог видеть, ничего не изменилось с тех пор, как был построен дом. Это была тусклая, побеленная раковина заведения, очень большая, с истертым каменным полом и плоской каменной раковиной с ручным насосом над ней. Две двери, одна из которых вела в сад, а другая во двор, были широко открыты, впуская солнечный воздух.
За раковиной работала женщина, которую он мельком видел раньше, когда искал телефон, и когда он вошел, она повернулась, чтобы одарить его широкой фарфоровой улыбкой.
“Нашел, дак?” У нее был такой же буйный кокнийский акцент, как и у Лагга, и Кэмпион, взглянув на нее, подумал, что она не могла родиться ни в каком другом месте. Она была могучей женщиной, такой же высокой, как и он, и агрессивно сложенной, как линкор, с квадратной приземистой головой, на которой серо-стальные волосы были туго заплетены в замысловатую тайну из крошечных косичек. Он предположил, что ей за шестьдесят, но она все еще была сильной и энергичной, с веселыми глазами и чистой, сияющей кожей. Ее сарафанчик под твидовым фартуком, когда-то беззаботно скроенный из брюк, был веселым до глупости, а серьги величиной с кольца для занавесок, на каждой из которых сидела жестяная птичка, касались пухлых плеч, на которых свободно свисали одна-две пряди волос, выбившихся из косичек.
Общий эффект был немного смягчен черной лентой, подозрительно похожей на верх шерстяного чулка, которая была приколота к короткому рукаву над рукой, толстой и мощной, как у землекопа. Он заподозрил, что она разговаривала сама с собой, потому что, когда он появился, она продолжила прямо, просто повысив голос, чтобы включить его в компанию. “Это неправильно, не так ли?” — говорила она - “Я все еще "серьезно", бедняжка. Мы знаем, что она была старой, но к этому мы все должны прийти. Конечно, ты можешь отложить отъезд лондонцев, дорогая, на неделю или дней на десять? Я сказал. Нет, я не могу, сказала она, и это категорично. Ты не понимаешь. Мы не можем сейчас отказаться от этого. Не можем? Я сказал, в этом нет ничего невозможного. О, заткнись! Дайна, сказала она. Они зовут меня Дайна, хотя меня зовут Диана. Мисс Диана Варли. Я никогда не была замужем. Но миссис Кассандс была расстроена. Я мог видеть это, хотя некоторые люди не могли. Ну, она была бы расстроена. Он был как отец для нее и меня. Для него мы были просто ’девчонками’. Я говорю о ее дяде, мистере Уильяме, который был святым на земле, если не считать ’бутылки”.
Мистер Кэмпион, чье лицо становилось все более и более непроницаемым, взял себя в руки. Один пункт в разглагольствовании выделялся как оскорбление его интеллекта. Он точно знал, что этот безупречный образец типа, который был ему так же знаком, как и сам город, никогда не смог бы избежать брака. Взглянув на ее левую руку, он сразу увидел глубокую складку от обручального кольца. К счастью, она вытирала глаза уголком твидового фартука и не заметила его пристального взгляда.
“О, я скучаю по нему”, - сказала она прерывисто. “Я плакала до слез каждую ночь. Он был старой занудой, и я говорил ему об этом, пока меня это не достало. Я знаю, ему повезло, что
