Человек с клеймом - Джоан Роулинг

– Ты не на дежурстве, – напомнил Страйк Пат, ставя чайник.

– Надо закончить с этими счетами, раз уж я начала, – прорычала офис-менеджер, продолжая печатать, и ее электронная сигарета болталась во рту. – В понедельник этим заниматься не придется.

– Ты нашла замену Траволте, – сказала Робин, заметив, что в аквариуме появился новый обитатель, на этот раз в белых, черных и оранжевых пятнах.

– Да, – угрюмо сказала Пат. – С двумя тут все выглядит слишком пусто.

– А этого как зовут?

– Элтон, – ответила Пат, и Робин рассмеялась.

Когда два детектива вернулись во внутренний офис с кофе, Робин сказала:

– Я не спросила, как твое ухо.

– Кажется, оно снова прикреплено к моей голове, – сказал Страйк. – И это хорошо, потому что я буду выглядеть полным идиотом, если попытаюсь надеть солнцезащитные очки без него.

– Все еще больно?

– Нет, – сказал Страйк, сам не вполне понимая, зачем лжет, хотя подозревал, что просто не утратил привычки пытаться выглядеть таким же крепким и неповрежденным, как Мерфи. – Сплошь роковые влюбленные, это дело, а? – добавил он, предпочитая увести разговор от собственной физической ветхости.

– Еще бы, – согласилась Робин. – Руперт и Десима. Сэмплы. Памела Буллен-Дрисколл и ее муж…

Страйк усмехнулся, но затем посерьезнел:

– И Тайлер с Йоландой… их сгубил этот чертов браслет. Гриффитс, может, и раньше догадывался, что она слишком сблизилась с Тайлером, но именно браслет стал роковой ошибкой.

Робин снова вспомнила серебряный браслет с подвесками, спрятанный дома в вечерней сумочке.

– Не могу вынести мысли о том, как Тайлер поехал в Лондон, втянулся во всю эту историю с переодеваниями, – сказала она, – прошел собеседование в "Серебре Рамси", думал, что готовит дом для Йоланды… пытался выяснить, стоит ли вступать в масоны ради защиты…

– Да, – сказал Страйк, – я знаю.

Как и Робин, он считал расследование дела о серебряном хранилище одним из самых неприятных в своей карьере. Конечно, было удовлетворение от того, что Гриффитс и его сообщники – насильники и торговцы людьми – теперь под стражей; он испытывал некое теоретическое профессиональное удовлетворение от того, что выяснил судьбу всех пяти возможных Уильямов Райтов. Но, оглядываясь на последние несколько месяцев, он прежде всего испытывал горькое сожаление и бесконечные угрызения совести, которые не имели никакого отношения к серебряному хранилищу, а были связаны исключительно с Робин.

– Мне пора идти, – неохотно сказала она, допив кофе.

Страйк проводил ее до приемной, где Пат надевала пальто, очевидно, разбираясь с квитанциями.

– Хороших выходных, – хрипло сказала она.

– И тебе, Пат, – сказала Робин. – Спасибо, что осталась.

Когда дверь за офис-менеджером закрылась, Страйк указал на платье Робин.

– Куда-то собираешься?

– Да, – ответила она, не глядя на него. – У Райана день рождения. Мы идем в "Ритц" – в ресторан, – поспешно добавила она, пытаясь отвести их мысли от бара. – Ну, увидимся в понедельник.

Стеклянная дверь открылась и снова закрылась – Робин ушла.

Страйка внезапно захлестнуло адреналином. Будто он снова оказался на том желтом грунтовом шоссе, зная, что вот-вот что-то произойдет, – потому что заметил паренька, заложившего фугас, бегущего прочь с дороги и танувшего за собой маленького мальчика, которого он пытался оттащить подальше от взрыва. Страйк тогда закричал "тормози!", но слишком поздно, чтобы предотвратить катастрофу.

Он почти наверняка опоздал. Тем не менее, он распахнул стеклянную дверь.

Глава 127

Никаких потрескивающих сигналов, никаких тонких струй или потоков из зеленой бескрайности за ее пределами.

Только один всеобщий коллапс, один хаотический кульминационный момент, начавшийся и закончившийся в одно и то же мгновение, когда кора камеры, больше не поддерживаемая заключенным в ней воздухом, растворилась под непреодолимым давлением моря.

Джон Оксенхэм

Дева Серебряного Моря

Каблуки Робин так громко стучали по металлической лестнице, что она не заметила, как ее партнер последовал за ней, пока не услышала, как он зовет ее по имени. Обернувшись, она увидела его стоящим над ней на грязной лестничной площадке. К ее удивлению, он ничего не сказал, лишь смотрел на нее.

– Что? – сказала она.

Страйк спустился на пару ступенек.

– Не совершай одну и ту же ошибку дважды.

– Что? – спросила Робин в замешательстве.

– Просто потому, что Мерфи вел себя порядочно, ты ему ничего не должна.

Робин, не испытывавшая ничего, кроме изумления, смотрела на него. И вдруг ее осенило.

– Ты знаешь?

– Знаю что? – сказал Страйк.

– Что Райан собирается сделать предложение.

– Так ты знаешь? – сказал он, спускаясь еще на одну ступеньку и пытаясь прочитать выражение ее лица.

– Как..?

– Он рассказал Айверсон. Она рассказала Уордлу.

Робин внезапно почувствовала непреодолимое, необъяснимое желание расплакаться. Ей не нравилась мысль о том, что люди, особенно Страйк, знали о предстоящем предложении; это создавало почти невыносимое напряжение, ведь у нее оставалось меньше часа, чтобы решить, что сказать, когда Мерфи потянется за коробочкой с кольцом в кармане.

– Мне пора идти, – сказала она и повернулась, чтобы уйти.

– Робин.

– Что? – снова спросила она.

– Тебе нужно… Я хочу кое-что сказать.

Страйк спустился еще на одну ступеньку, так что между ними оставалось всего две. Кровь гудела у него в ушах – точно так же, как в то утро, когда он узнал о смерти Шарлотты. Секунды тянулись, пока он, почти вызывающе, не произнес:

– Я влюблен в тебя.

Робин не пошевелилась и не ответила, но внутри нее словно произошел холодный взрыв – она не смогла бы сказать, что это было – шок, радость или боль. Ничего не пришло на ум, кроме как в четвертый раз повторить:

– Что?

– Я влюблен в тебя, – повторил Страйк.

Выражение лица Робин оставалось совершенно бесстрастным, она лишь побледнела, но осталась непроницаемой. Молчание затянулось, Робин просто смотрела на него. Она не могла поверить в то, что услышала, но вывод, к которому пришла за последние мучительно тяжелые месяцы, заставил ее произнести сухим голосом:

– Я прекрасно понимаю, что ты делаешь. – Ей стоило огромных усилий не сорваться. – Ты боишься, что я уйду из агентства, если выйду замуж…

– Чушь, дело не в этом…

– Тогда почему ты решил сказать это именно сегодня? Потому что боишься меня потерять?