Танцоры в трауре - Марджери Аллингем

“Да, наверное. У меня есть кое-какая работа, которую я хочу закончить. Из-за этого проклятого дела мы потратили впустую несколько дней”.

Мисс Финбро, казалось, была на грани срыва.

“Дела?” - тихо спросила она.

“Ну, тогда отравление”. Мерсер, к счастью, не обращал внимания на неприятности. “Та маленькая танцевальная штучка, с которой я дурачился, получилась очень удачной. У меня там есть кое-что хорошее. Диллу не нравится мое название ‘Павана для умершего танцора’. Он хочет попробовать какую-нибудь другую идею. Эти авторы текстов думают, что они маленькие жестяные боги. Он считает, что это высоколобо или что-то в этом роде ”.

“Он, вероятно, считает, что это очень дурной тон, сэр”, - отрезал дядя Уильям, ловко получив выговор прежде, чем его успели остановить.

“Дурной вкус?” Другой мужчина сначала был искренне удивлен, но потом, когда он внезапно увидел возражение, он раздраженно защищался. “Не будь погибающим дураком”, - сказал он с совершенно ненужной яростью. “Все это другое дело будет забыто задолго до того, как мы сможем выпустить песню. Если ты собираешься говорить такую чушь, это показывает, что ты понимаешь общественное мнение не больше, чем обычный ребенок с грязным носом. Вы, например, помните ли вы, что было в газетах полгода назад? Конечно, вы не знаете!”

Дядя Уильям начал закипать. Он разделял практически всеобщее убеждение в том, что слово “публичный” является оскорбительным, когда применяется практически к любому другому существительному, и особенно когда оно связано со словом “разум”. Он почувствовал себя оскорбленным и собирался сказать об этом, когда удачное развлечение было вызвано прибытием скромно одетого Лакея, который объявил, что машина мистера Мерсера у дверей.

Композитор поспешно встал.

“Это так?” - спросил он. “Хорошо. Я не хочу опоздать на этот поезд. Я оставил здесь свое пальто? Ты сидишь на нем, Линда? Нет, оно, должно быть, снаружи. Найди это, Лагг, ладно? До свидания, Линда. Я могу заскочить к тебе сегодня вечером, если не буду слишком уставшим, когда вернусь ”.

Он вышел более неуклюжим, чем обычно, и девушка посмотрела ему вслед.

“Он довел себя до тяжелой болезни”, - заметила она. “Джимми ужасно беспокоится о нем. Хинин - мерзкая дрянь. От него чувствуешь себя отвратительно. Представляю, как все это в него влили — целую столовую ложку!”

“Для меня чудо, что он не выпил всю бутылку, столько шума он поднял из-за небольшой простуды”, - без сочувствия сказал дядя Уильям. “Замечательно, что тебя так интересуют чьи-то недуги. Джимми следовало бы отмахнуться от этого парня. Кстати, думаю, мне стоит подняться и навестить Джимми. Он уже наверняка проснулся. Я бы хотел перекинуться с ним парой слов ”.

Мисс Финбро издала звук, который был чем-то средним между всхлипом и икотой.

“Ты не можешь”, - категорично сказала она.

“О?” Старик медленно повернулся в своем кресле, чтобы посмотреть на нее, и по мере того, как тишина росла, остальные подражали ему, пока она не оказалась в кругу испуганных и вопрошающих глаз.

“Почему нет, Финни?” В тоне Линды, когда она задавала вопрос, был намек на резкость.

“Его там нет. Он ушел. Он рано уехал на машине. Если полиция спросит о нем, я должен был сказать им, что он будет в театре после одиннадцати часов ”.

Мисс Финбро говорила с вялостью, которая придавала ее голосу фальшивое самодовольство.

Линда покраснела.

“Но я его не видела”, - сказала она. “Я даже не видела его прошлой ночью. Разве он не оставил для меня никакого сообщения?”

“Он очень обеспокоен, миссис Сутане”. Другая женщина была полна упрека. “Он постучал в мою дверь сегодня в пять утра и сказал мне спуститься и приготовить ему завтрак. Я все приготовила, а потом он отказался это есть. Он просто бросился на кухню, выпил чашку чая, а затем уехал на машине ”.

Она начала сильно дрожать и достала скомканный носовой платок.

“Вам придется извинить меня”, - сказала она. “Я плохо себя чувствую. Это единственное сообщение, которое он оставил”.

Даже в ее волнении призрак ее доминирующей личности оставался. Каким-то образом это усилило ее слабость. Она вышла, и вскоре Линда последовала за ней.

Дядя Уильям поднял глаза.

“Замечательная вещь”, - сказал он. “Что-нибудь пришло тебе в голову, Кэмпион?”

Кэмпион не ответил. Минуту или две он слонялся по комнате, а затем, убедившись, что женщины в безопасности наверху, а дядя Уильям погружен в свои невеселые мысли, он вышел на кухню и позаимствовал две железные гирьки с поварских весов.

В уединении маленькой музыкальной комнаты он вставил диск весом в четыре унции в диск весом в восемь унций и завязал их оба носовым платком. Затем, широко открыв окно внизу, он отступил назад и забросил белый сверток как можно дальше в самую густо заросшую часть сада перед собой.

Она перелетела через стену в кухонный сад, и он поспешил за ней, соскользнув через низкий подоконник на твердый, как железо, дерн внизу. Найти ее было нетрудно. Белая куча лежала между двумя рядами салата-латука. Он поднял ее и глазом описал широкую дугу, поместив себя в точку по окружности и окно в центре.

Его линия пролегала через кусты смородины, через пару дорожек и грядку с луком и заканчивалась у стены с одной стороны и грядки с кабачками с другой.

Он тщательно провел поиск, сделав поправку на ширину в четыре ярда в любую сторону.

Грядка с костным мозгом не принесла ничего, кроме прекрасной коллекции удивительных тыкв, но у дальней самшитовой изгороди вдоль второй дорожки он резко остановился. Именно здесь в предыдущую субботу в полдень прекратилась стрижка, и садовник остановился и отложил ножницы. Его тележка и доски для сбора урожая все еще стояли там, у дорожки.

Кэмпион медленно шел дальше, пока его взгляд не остановился на темной неправильности в гладких острых очертаниях недавно подстриженных кустов.

Когда, наконец, он нашел это, он опустил руку в густые пружинистые ветви, и у него вырвался вздох. Он снял носовой платок с гирь в кармане и использовал батист, чтобы защитить свою находку от собственных отпечатков пальцев.

Пели птицы, и аромат цветов из другого сада проникал через низкую стену вместе с дуновением сверкающего на солнце воздуха, когда он стоял, глядя вниз на свою находку.

Это был посеребренный велосипедный фонарь.

Глава 24

Клубная комната "Зайца и гончих" была переполнена мебелью, несмотря на свои размеры. На огромном столе, за которым сидели старший инспектор Йео, детектив-сержант Инчкейп, оба из центрального отделения