Диагноз с пулей в сердце - Владимир Григорьевич Колычев
— Что с тобой? — откуда-то издалека донесся голос Криулина.
— Ищи, Миша, ищи! — Корней ответил ему каким-то не своим голосом.
— С тобой все в порядке?
— Думаю я, думаю… Мне бы на место происшествия, своими глазами глянуть, — не поднимая головы, проговорил он.
— Ну хорошо, иди! — вдруг разрешил Криулин.
В голове аж заискрило от нервного напряжения. Или Криулин и все разговоры с ним — плод воспаленного воображения, или Корнея ловят на хитрую наживку. Сейчас он соберется, сам без подсказки выйдет к месту происшествия. И тут же последует вопрос в лоб. Действительно, а откуда он знал, где убили Ямщикова?
— Я не знаю, куда идти.
— Я же говорил, в парке.
— Парк большой.
— Недалеко от твоего дома.
— Проводишь?
— И что ты собираешься найти на месте происшествия? — спросил Криулин, качая головой.
Все, передумал он, теперь на место преступления Корней мог попасть только в сопровождении конвоя. С доставкой для проведения следственного эксперимента.
— Ничего я там не найду, — усмехнулся Корней.
— Может, все-таки ты там что-то потерял?
— Совесть… Совесть кто-то потерял.
Корней с трудом сдерживал себя, а так захотелось вдруг зайтись гомерическим смехом.
Он давно уже в системе и знает, как она работает. Мелкую взятку может позволить себе каждый следователь. Мелочь и по несущественному делу. Но есть дельцы, которые не просто берут взятки, а вымогают их. Не просто расследуют шкурные дела, а создают их. Система хитрая, запутанная, с выходом на самые верха, Корней давно уже понял, что в эту паутину лучше не лезть. И не лез. А Ямщиков и Абдулов — узелки в этом хитром сплетении. И не только они. Возможно, и Криулин повязан. И Сорокин. Ямщиков потерял над собой контроль, сорвался, стал опасным для своих, его вывели из игры, а под удар подставили Корнея. Криулин мог подставить через свою Альбину. Все бы ничего, но Криулин взялся раскрывать организованное им же убийство. Не зря же он так настаивал на обыске. Знал, что искать. И нашел… Не выпустит Криулин застрявшую в паутине пчелу, потому что она рабочая. Но пчела больше мухи и может ужалить. Однако паук все же сильней…
— Кто совесть потерял, Корней? Ты совесть потерял? — взвывал Криулин.
«Не отвечай! — заговорила Мила. — Ничего не говори! Не спорь! Не возникай!.. Спокойствие, только спокойствие!»
Корней кивнул. Спокойствие сейчас его спасательный круг, на котором далеко не уплывешь. Но и не утонешь.
— Давай так, Давыдов! — прозвучал голос Криулина. — Ты остаешься дома, сидишь здесь тихо как мышь! Попытаешься скрыться, извини, придется принять меры. Пресечения… Все, давай!
И Криулин действительно ушел, все ушли, даже Мила куда-то исчезла. А Корней сейчас нуждался в ней как никогда.
Сознание работало вкривь и вкось, но все-таки он понял, почему Криулин не стал его задерживать. Улик ему не хватает, побег нужен. Логика простая и понятная: если подозреваемый пытается сбежать, значит, он четко осознает свою вину. А за побег Корнея могут задержать, если он на свой страх и риск отправится на место преступления. Или пойдет в магазин… Нельзя поддаваться на провокацию, никак нельзя.
Но хитрость не самое сильное оружие следователя. Даже если Криулин не причастен к убийству Ямщикова, он все равно будет искать улики. И возможно, найдет. Свидетеля, который вдруг видел Корнея в лицо на месте преступления. Тогда все, тогда следственный изолятор.
Корней стал собирать вещи, но снова появилась Мила и устроила ему разнос. Если он собирается в тюрьму, значит, чувствует свою вину. Давыдов согласился с ней лишь частично, но сумку бросил. Сначала сел на диван, затем лег…
Глотков Роберт Васильевич вынырнул из белесой мглы, врач стоял посреди комнаты, Мила рядом, держит его под руку. А Корней сидел в кресле, хотя вроде лежал на диване. Когда он успел подняться, перебраться в кресло? А как Глотков вошел в квартиру? Неужели он тоже галлюцинация?
Но Глотков не просто врач, он психиатр, специалист по серьезным душевным расстройствам. Корней обследовался у него в стационаре, проходил курс восстанавливающей терапии. Нормальный мужик, но ухо с ним нужно держать востро. И разговаривать с ним, как будто он существует в реальности. А он может существовать в реальности. Так же, как и Альбина, так же, как и Криулин. И Ямщиков на самом деле мог умереть от руки киллера. На этом и нужно стоять. И стоять твердо.
— Криулин мне позвонил, сказал, что у вас нервный срыв.
Глотков не водил молоточком перед лицом, не светил фонариком, просто внимательно смотрел на Корнея. Немолодой он уже мужчина, за сорок, черные волосы с проседью, густые брови, очки с диоптриями, крупный нос, узкие усы в стиле «зубная щетка». Брови и усы такие пышные, как будто неестественные, как будто их к очкам приклеили. Есть такие очки-маска с носом, брови приклеены к очкам, усы к носу.
— Да нет, просто смешалось в голове.
— Что смешалось?
— Кони, люди… Не мог я никого убить.
— Не мог или не убивал?
— Не убивал, — отметая сомнения, сказал Корней.
— Думаете, подставили?
— Уверен.
— Что вы сейчас видите? — Глотков обвел пространство вокруг себя, при этом случайно ударив Милу.
Девушка даже скривилась от боли. Но Корней старался ее не замечать.
— Не понял суть вопроса, — удивлено повел он бровью. — Еще кого я могу видеть, кроме вас?
— Не знаю, Криулин сказал, что ты с кем-то разговаривал?
— Ни с кем я не разговаривал. Просто мысли вслух… Вас когда-нибудь обвиняли в убийстве?
— Может, со мной поедем? Нервишки поправим. А если вдруг в убийстве обвинят, что-нибудь придумаем. Ты же не хочешь в тюрьму?
— Что мы можем придумать, Роберт Васильевич? Я совершенно здоров и полностью отдаю отчет в своих действиях. И точно знаю, что не убивал.
— Но тебя же пытаются подставить.
— Тогда да, можно что-нибудь придумать, — кивнул Корней. — Но вы же не пойдете на это. Если не считаете меня сумасшедшим. Или пойдете?
— Ты сейчас в отпуске?.. — спросил Глотков. — Вот и отдыхай. Давай-ка мы снимем нервное возбуждение.
Он хотел сделать укол, но Корней отказался.
— Извините, Роберт Васильевич, нельзя мне сейчас выключаться, подставляют меня — кто, не знаю, выяснять пока не буду, но ухо нужно держать востро.
— То есть за реальность
