Лунатик - Ларс Кеплер

Йона берёт жёлтый маркер и обводит царапины на двух снимках. Поверхностный порез на туловище Нильса Нордлунда — вертикальная линия длиной около двадцати пяти сантиметров. На теле Иды Форсгрен‑Фишер — две царапины, образующие маленькую открытую букву V.

— Буквы? — предполагает Рикард.

— Думаю, это неполные стрелы или разные части стрелы… судя по пропорциям, — говорит Йона.

Он повторяет то же самое с двумя другими жертвами. На животе Йозефа Линдгрена — короткий диагональный след, тянущийся от левой стороны к центру туловища. Разрез на животе Понтуса Бандлинга — почти идеальное зеркальное отражение, и вместе они образуют ещё одну маленькую букву V.

— Наконечник стрелы, — говорит Рикард.

— Хорошо, отлично, но что это значит? — спрашивает Ноа.

— Не знаю, — честно отвечает Йона.

— Время тикает, ради бога, и…

Ноа замолкает, увидев, как Фрида Нобель поднимает телефон, привлекая внимание остальных.

— Наконец‑то у нас небольшой прорыв с париком, — говорит она.

— Давай, — произносит Ноа. Он выглядит так, словно вот‑вот расплачется.

— Стина работала из больницы и сумела связаться с мастером по изготовлению париков Карлом М. Лундом. Это заняло время, потому что записи были уничтожены после оцифровки, — продолжает Фрида. — Но Стина нашла одного из их бывших сотрудников и спросила, не помнит ли он, кто мог купить парик из волос Лотты, и он только что ответил. Оказалось, что он сохранил весь физический каталог записей у себя на чердаке.

— Разумеется, сохранил, — усмехается Ноа.

— Лотта продала свои волосы дважды, но для нас подходит только первый случай по времени.

— Хорошо.

— Первый парик купила женщина по имени Вероника Наглер.

— Наглер, — бормочет Рикард, вбивая фамилию в компьютер. Он быстро ищет и поднимает взгляд от экрана. — Она умерла. Несчастный случай, больше шести лет назад.

— Отлично, — вздыхает Йоран.

Рикард подключает ноутбук к проектору и показывает команде фотографии из полицейского отчёта.

— Она не убийца, но какая‑то связь должна быть, — говорит Фрида. — Обязана быть.

— Может, она одна из первых жертв? — предполагает Анна.

На снимках — женщина с лысой головой, лежащая на лестнице, раскинувшись на земле под яблоней. Из помятого металлического ведра высыпались ярко‑красные яблоки. На ней полосатая хлопковая ночная рубашка, а её коричневые сабо с цветочным узором лежат у ствола.

— Есть фотографии вскрытия? — спрашивает Йона.

— Да, — отвечает Рикард.

Он щёлкает несколько раз, и первое изображение заполняет экран. Обнажённая женщина с серой кожей лежит на столе для вскрытия из нержавеющей стали. Её глаза широко раскрыты, тёмный язык вывалился изо рта. Волос у неё нет, сбоку на голове — отчётливая рана. Туловище покрыто порезами и царапинами — от яремной впадины, вниз между грудями, до лобковой кости.

— Лестница соскользнула. Скорее всего, она получила эти ссадины от перекладин, а потом ударилась головой о один из камней, — говорит Ноа, поворачиваясь к Йоне.

Рикард показывает ещё одну фотографию. Среди всех царапин выделяется более глубокий порез — в форме стрелы.

Глава 60.

С начала 1970‑х у обочины автострады в Тэбю возвышаются четыре многоквартирных дома в форме полумесяца. Сверху серые блоки напоминают открытый эллипс, мандорлу.

Заснеженный парк в центре комплекса пересечён следами людей и собак.

Йона выходит из лифта на пятом этаже, перешагивает через синие пластиковые санки и идёт по обшарпанной лестничной площадке.

Парик, сделанный из волос Энн‑Шарлотты Ольссон, купила женщина по имени Вероника Наглер, страдавшая алопецией. Всего через два года Веронику нашли мёртвой у себя в саду.

После вскрытия её смерть признали несчастным случаем, хотя в крови обнаружили необычно высокий уровень зопиклона. Лестница, стоявшая на недавно скошенной траве, поскользнулась, и она упала, ударившись головой о один из камней, разложенных вокруг ствола яблони.

После смерти Вероники её муж Эрланд и сын Каспер переехали из коттеджа в Стенинге в эту квартиру на Кометвеген.

Когда Йона подходит к квартире Эрланда, он останавливается и звонит в дверь. Внутри слышны шаркающие шаги, дверь открывает мужчина с согбенной спиной, приглаженными назад волосами и седой щетиной. На нём коричневый кардиган с дырками на обоих локтях поверх клетчатой рубашки, брюки подтянуты до талии, на ногах коричневые кожаные тапочки.

— Эрланд Наглер?

— Это я.

Согласно официальным данным, Эрланду чуть за пятьдесят, но мужчина в дверном проёме выглядит гораздо старше.

Запах смазки и старой ткани тянется до лестницы. На полу рядом с маленьким табуретом лежит пара мужских ботинок, на крючке у стены висит чёрное пальто.

Йона представляется и даёт мужчине время рассмотреть свой жетон.

— Суперинтендант из Стокгольма?

— Да.

— Что случилось? — спрашивает Эрланд.

— Можно войти?

Йона разувается, пригибается под низким потолочным светильником и идёт следом за Эрландом на кухню. Коричневая пробковая плитка сильно потёрта, на окне висит красная рождественская занавеска. В раковине остались стакан и тарелка, а рядом с хлебницей — разрезанная булочка в пластиковой обёртке.

— Не слишком ли рано для одиннадцатичасового кофе? — спрашивает Эрланд.

— Нет, с удовольствием выпью чашку. Спасибо.

— У меня теперь одна из этих новомодных кофемашин. Просто наливаешь водопроводную воду, засыпаешь кофе в фильтр и нажимаешь кнопку, — говорит он, повторяя вслух каждый шаг.

— Удобно, — отвечает Йона.

— Раньше я молол зёрна и варил кофе в кастрюле… А у моего старика была рыбья кожа для процеживания.

Пока кофеварка чихает и булькает, Йона идёт за Эрландом в гостиную. Жалюзи опущены. На жёлтом линолеуме лежит тряпичный коврик, перед телевизором стоят два розовых плюшевых кресла.

На одной из бледно‑коричневых стен висит лакированные ореховые часы. Сквозь полированное стекло маятник тревожно качается из стороны в сторону.

Йона садится в одно из кресел, а Эрланд возвращается на кухню. Дверь в спальню приоткрыта, и он видит на полу у кровати маленькие синие напольные весы.

Через пару минут Эрланд возвращается, ставит на стол кофейник, чашки и блюдца, а затем две ложки, коробку с кусковым сахаром и пластиковую коробочку с печеньем.

— Не понимаю, — бормочет он себе под нос.

— Что?

Эрланд поднимает взгляд и слегка качает головой, прежде чем открыть крышку коробочки.

— Выглядят, как настоящие печенья, но на вкус… Не знаю. Мы с мальчишкой пекли каждое воскресенье, а теперь…