Милосердие - Рада Джонс

Эмма хотела позвонить Тейлор, но времени не было. В коридоре стояли носилки с пациентами. Небось, все палаты забиты под завязку. Пищали датчики, стонали больные, звонили телефоны. Пахло хлоркой и кровью. Эмма провела удостоверением по считывающему устройству и вошла в компьютерную систему.

Внезапно раздался леденящий кровь вопль, перекрывший окружающий шум. За первым криком последовал еще один. Ну вот, началось. Цирк зажигает огни.

Джуди, старшая медсестра отделения, тронула Эмму за плечо:

— Доктор Стил, можно вас в первую палату?

Эмма не стала задавать лишних вопросов. Взяв стетоскоп, она поспешила туда, где требовалась ее помощь.

Надрывно голосят датчики. Старуха. Дряхлая. Синюшный цвет лица. Глаза закрыты. Острые скулы, кажется, вот-вот прорвут обтягивающую их пергаментную кожу. «Давненько она не лакомилась стейками», — мелькнула мысль у Эммы в голове.

Она переступила порог.

Медсестра Фейт, крупная красивая девушка, оторвала взгляд от капельницы. Бренда — вторая сестра, миниатюрная брюнетка с кожей шоколадного цвета, отключила сигнал тревоги.

Ненавистница Эммы, доктор Энн Ашер, стояла у изножья койки и смотрела, как врач-стажер делает интубацию. При виде Эммы серые глаза Энн потемнели.

Врач-стажер из новеньких согнулся над пациенткой, сунул клинок ларингоскопа в полуоткрытый рот и отодвинул язык старухи, освобождая место для интубационной трубки.

Клинок ларингоскопа в крови. Значит, предыдущие попытки стажера оказались неудачными. Интересно, сколько всего их было?

Пульмонолог держал наготове эндотрахеальную трубку. Орали датчики. Эмма глянула на показания. Давление низкое. Уровень кислорода в районе восьмидесяти. Для интубации маловато.

Она придвинулась поближе. Пульмонолог наконец увидел ее и просиял.

Эмма прочистила горло.

— Ну как, ребята, помощь нужна?

Стажер поднял на нее взгляд, и клинок ларингоскопа звякнул о пару оставшихся у старухи зубов.

— Спасибо, справимся сами, — отозвалась Энн. — Давай, — бросила она стажеру, отворачиваясь от Эммы.

Датчики заверещали еще громче, сигнализируя о критическом состоянии больной.

Кислород уже семьдесят три.

— Вы-то, может, и справитесь, а вот пациентка нет, — мягко улыбнулась Эмма.

— У нас все под контролем, — огрызнулась Энн.

— У вас-то само собой, а у нее? — Эмма кивнула на старуху: — Эпикриз?

— Поступила из дома престарелых. Девяносто восемь лет. Деменция. Попала к нам из-за низкого содержания кислорода и высокой температуры. У нее есть отказ от проведения реанимационных процедур, но он старый и не подписан, — ответила за Энн Бренда.

— Полагаете, ей нужна интубация? — Эмма перевела взгляд на Энн.

— Иначе она умрет!

— Она умрет в любом случае. Дайте ей спокойно уйти.

— Стажеру нужна практика. Это же отличная возможность: ни родственников, ни отказа от реанимации. Такой шанс упускать нельзя.

Улыбка исчезла с лица Эммы.

— Перед вами не шанс и не возможность. Это человек, заслуживший покой. А стажер пусть учится на других пациентах.

— У нее нет отказа от реанимации. Или вы предлагаете нам сидеть сложа руки? Может, мы ее еще и вытянем.

— Ей девяносто восемь лет, у нее деменция. Пациентка умирает, ее уже не спасти. Но она не подопытный кролик. Отнеситесь к ней просто по-человечески, а большего и не нужно.

— Да что с вами такое, в конце концов? — Энн повысила голос. — Профессиональное выгорание? Не хотите работать? Я в первый же день поняла, что зря вас назначили завотделением!

Прищурившись, Эмма ответила спокойным тоном:

— Она ваша пациентка. Решать вам. Но потом я с особым вниманием изучу все ваши действия. Где это видано, что больные должны страдать ради обучения стажеров? Как ни старайтесь, она все равно умрет. Причем скоро. Повторяю: дайте ей спокойно уйти; большее не в наших силах. Пациент превыше всего. Всегда. Если вы об этом забыли, то какой тогда из вас врач?

Энн скривилась, словно наступила в кучу собачьего дерьма.

— И вы еще считаетесь врачом неотложки! Вам в психиатры надо.

— Моя специализация — не ваше дело. За собой лучше следите.

Энн побелела, лишь щеки пылали румянцем. Она повернулась к стажеру:

— Скажите спасибо нашей завотделением, доктору Эмме Стил. Благодаря ей мы просто оставим пациентку умирать. Вот так, с ее точки зрения, надо поступать с больными людьми. Вы в дальнейшем, надеюсь, будете действовать иначе.

Стажер опустил ларингоскоп. Руки у него дрожали. Покраснев, он посмотрел на дверь.

— Ей необходим покой. Вы дали ей какое-нибудь болеутоляющее? Седативное? — спросила Эмма.

Стажер отрицательно покачал головой.

— Тогда введите фентанил. Для начала сто микрограммов. Если этого окажется мало, добавьте лоразепам. Даже когда пациента не спасти, надо хотя бы избавить его от страданий. Именно это и делает нас врачами. Пациент превыше всего. Понимаете?

Стажер кивнул.

Бедный мальчик. Похоже, сейчас он мечтает о норке, куда можно забиться. Нет здесь никаких норок. Я лично проверяла.

Эмма вышла из палаты. За спиной звенел визгливый голос Энн:

— Видали? Она никогда особо не блистала, но сейчас это уже переходит все границы. Подождите, еще чуть-чуть, и она сама начнет убивать пациентов, как доктор Кеворкян[1]. Тоже мне нашлась избавительница от страданий! Жду не дождусь, когда ее наконец выпрут отсюда!

— Из вас получится отличная заведующая, доктор Ашер.

Энн горько усмехнулась.

Да эту Энн давно пора сдать в антикварный магазин. Наверное, опять забыла принять таблетки.

Глава 4

Чтобы перевести дух, Эмма заперлась в душевой. В груди заходилось сердце, а от гнева перехватило горло. Она вымыла руки. Посмотрелась в зеркало. Ну и видок у меня! Лицо горит, сердце колотится, голова раскалывается. Господи, как же хочется раздавить эту гадину Энн. Чтоб ее размазало, словно муху, врезавшуюся на полной скорости в лобовое стекло.

Эмма сделала глубокий вдох. Плеснула водой в лицо. Снова вздохнула. Пульс постепенно начал приходить в норму. Спазм в горле сошел на нет, и ей удалось сглотнуть.

Слава богу, что на свете есть душевые. Только тут можно хоть ненадолго уединиться и прийти в себя. Энн в своем репертуаре: да, она великолепный врач, но при этом редкая стерва. Она старше и потому считает, что заведующей должны были назначить ее. Может, она даже права. Но суть в другом. Если я закрою глаза на ее выходку, подчиненные перестанут меня уважать. А этого я себе позволить не могу.

Вернувшись на рабочее место, Эмма зашла в базу данных и открыла медкарту пациентки из первой палаты. Девяносто восемь лет. Действительно, поступила из дома престарелых. Родственников нет.

Надеюсь, я умру еще до того, как останусь на свете одна-одинешенька. Бедная бабулечка. Надеюсь, они сделали