Шантажистка - Алевтина Ивановна Варава

– Лучше бы ей иметь при себе презики. А то попадётся такой, как ты, «контролёр». – От её слов что-то у меня внутри оборвалось, и дурманное безумие немного отступило. – Одевайся, Саша. Без презиков ничего не будет. Да и Машка скоро придёт.

Я пристыженно сел на кровати дочери. Что же я творю?

На площадке остановился лифт, и мы оба услышали приглушённый лай Чингисхана.

Я в панике натянул штаны пижамы и умчался в ванную, едва успев повернуть замок до того, как Маша открыла входную дверь.

– Стой, лапы грязные! – услышал я в коридоре, а мимо ванной процокали коготки нашей недособаки.

Я испытывал нарастающую злость от неудовлетворённого желания. Штаны предательски топорщились. Телефон я с собой не взял, и навряд ли был способен сейчас разрешить эту проблему. Пришлось ждать.

– Пап! Ты долго? Мне нужно помыть Чингисхана! – завела Машка.

– Сейчас, – стиснул зубы я.

Лена пробыла у нас до самого вечера. Более того, сегодня она вовсе не сидела в комнате моей дочери – после завтрака они с Машей устроили кинологический клуб в гостиной, пытаясь одолеть полную несклонность нашей собаки к какой-либо дрессировке совместными усилиями. В связи с чем постоянно стояли на карачках, лазали под стол и диван, наклонялись… Я смотрел только на Лену, разумеется. Если бы Машка одна вела себя так, я бы и внимания не обратил. Но сейчас…Злой и раздражённый, но абсолютно не подконтрольный собственной голове, я перебрал все поводы находиться в гостиной: полил цветы, протёр пыль, перебрал документы из ящика под телевизором и едва не взялся чистить специальной машинкой от катышков диван.

Я испытывал лютую досаду.

А Лена почти меня не замечала.

Чего, собственно, хочу я всем этим добиться? Зачем травлю себе душу? Почему не убираюсь в свой кабинет и не пытаюсь разобраться в смете капитального ремонта крыльца и стадиона лицея?

Её вкус словно бы оставался на языке, хотя я успел почистить зубы, поесть и влить в себя множество порций самых разных напитков – ведь кухня граничила с гостиной и оттуда открывался прекрасный вид.

Возможно ли опять стать нормальным человеком после того, что я творю и о чём думаю в присутствии дочери на совершенно трезвую голову, в собственной квартире… Смогу ли я посмотреть в глаза жене, когда она вернётся домой и станет ходить там же, откуда сейчас я вёл свои похотливые наблюдения?

Когда мне было двенадцать лет, я впервые попробовал онанировать на неприличный журнал, который нашёл случайно на шифоньере во время уборки родительской комнаты (то, помню, должен был быть подарок-сюрприз для матери к Восьмому марта). Мои мысли постоянно возвращались к поразительным иллюстрациям, которые я поначалу проглядел мельком. Потом я рискнул взять этот журнал и заперся с ним в туалете, хотя дома никого не было. Сделал своё преступное дело.

Журнал я очень аккуратно вернул под стопку газет. Даже отметил то место, откуда вынул его, закладкой, чтобы никто из родителей, не дай бог, не заметил.

Но когда вечером мать позвала меня в ванную помогать со стиркой, когда я увидел её сидящей на той же табуретке, которую освободил и для себя, сдвинув коробку с грязным бельём, свою мать, быстро трущую друг о дружку испачканные пятнами части скатерти, вымоченные в каком-то растворе, я испытал мучительный и непередаваемый стыд.

И впоследствии мне было очень неловко смотреть на отца или мать в ванной, и я старался избегать этого всеми силами. То было местом моих преступлений ещё много лет. И оно словно бы впитало их в сами стены.

Но что такое подростковое рукоблудие в сравнении с тем, что я творю сейчас?

В кровати собственной дочери, какой же это кошмар! В собственном доме…

Но я не мог остановиться. Даже не был способен заставить себя уйти из чёртовой гостиной и оборвать эти нескончаемые мучения.

– Мы можем встретиться с тобой где-нибудь? – не выдержал я, когда в какой-то момент Маша убежала на кухню за новой порцией собачьих лакомств, а Лена вытянулась кошкой перед Чингисханом, оттопырив задницу в мою сторону. Она делала это специально. Делала всё время. Так, что я бы уже не мог даже встать со стула, когда Маша вернётся.

Лена оглянулась на меня и улыбнулась. Потом ловким выпадом вперёд подхватила собаку и подошла с ней ко мне. Посадила пёсика на моё колено. Я попытался руками прикрыть своё бесстыдное возбуждение, отчего только привлёк её внимание. Лена наклонилась и провела кончиком языка между моими губами.

– Пригласи меня интересно, Саша, – выдохнула она. – И в интересное место. И, может быть, я соглашусь.

– Не приставай к папе! – хмыкнула Маша, выходя из кухни, и у меня едва сердце не остановилось. – Это бесполезно. Он Чизгика не переваривает. Хотя и делает вид, что это не так.

– Такого пупсика? – картинно удивилась Лена, задорно глядя на меня, а потом зазывно прикусила нижнюю губу. – Александр Николаевич, как же так? Он же такой миленький! Проявите фантазию! Давайте, сфотографируйте нас!

Я покраснел. Схватился за телефон, но встать сейчас никак не мог. А Лена нарочно отошла подальше к Маше и вскинула на руках несуразную собачонку.

– Простите, девочки, мне нужно ответить, – прокряхтел я, вплотную придвинувшись к столу и утыкаясь невидящим взглядом в телефон. – Чуть позже.

* * *

И что мне теперь делать? В приступе безумия я взялся даже гуглить, нельзя ли заказать доставку письма почтовым голубем. Но с этой идеей я запоздал лет на двести, а никакие другие светлые решения в голову не приходили.

Чем я могу удивить изворотливый ум Лены Семёновой?

Хотелось послать всё к чёрту, но её позы начинающего кинолога совершенно не шли у меня из головы. Господи, в какого же извращенца я превратился?

Пригласи меня интересно.

Зачем, ради чего я делаю всё это? Почему не могу перестать?

Может быть, мне самому записаться к психологу? Я прекратил оплачивать сеансы для Лены. Но ведь они совсем не помогли. Да и как я смогу признаться другому взрослому человеку в том кошмаре, который со мной происходит?

Я непрестанно думал об этом новом задании, отметая один за другим все приходящие на ум варианты.

Я должен был получить её ещё один раз. Я вбил себе в голову, что этого будет довольно. Что я угомонюсь. Что в ней нет ничего особенного, кроме недоступности, которой она теперь нарочно себя окружила. Начитавшись советов в дурацких интернет-статьях. Насмотревшись долбанных фильмов. Начитавшись треклятых книжек.

Я метался между ненавистью и вожделением, как раненый зверь. Готовый отгрызть собственную лапу, чтобы вырваться из капкана. И вовсе не думающий о том, как сам потом умрёт от заражения крови, болевого шока или просто невозможности добыть себе пищу охотой…

Возвратилась из Беларуси Лариса, но я на удивление спокойно смог общаться с