Молчание матерей - Кармен Мола

Рентеро разгладил манжету рубашки, пару секунд пристально смотрел на Элену, а потом вышел, даже не взглянув на Сарате.

Услышав, как за ним захлопнулась дверь, Элена вздохнула с облегчением. Не понимая, как вести себя с Сарате, она в изнеможении опустилась на диван. Анхель открыл балконную дверь и проводил взглядом комиссара, пересекавшего Пласа-Майор. В Сарате волнами поднималось бешенство; ему хотелось крушить все вокруг: разбить фигурку, символизирующую плодородие, которую подарила Элене мать, дорогую африканскую алебастровую статуэтку, кувшин, канделябр. Скинуть с полок книги.

– Ты слышала, что он сказал о моем отце? Ты тоже знала? Вы все знали и молчали? – Он стоял спиной к Элене, сжав кулаки. – Почему вы всё от меня скрывали? Элена! Хотя бы на твою честность я мог рассчитывать?!

Элена молчала. Сарате обернулся, но она смотрела не на него. В руке инспектор держала фотографию, на которую обратила внимание только после ухода Рентеро.

– Видел?

Элена протянула фотографию Сарате. На ней был изображен старый перепачканный синий мяч – он валялся среди кустов на ферме Лас-Суэртес-Вьехас.

– Что это? Не пытайся заморочить мне голову…

– Прочти описание.

Не дожидаясь, пока Сарате дочитает, Элена вскочила и пошла в спальню одеваться.

– Синий тканевый мяч с бубенцами внутри. Зачем он там понадобился?

– Скажи мне сам, Анхель. Кто мог играть таким мячом? Ты же тоже видел его, ты был там со мной…

– Слепой мальчик из отеля в Усеро.

– Да. Он явно бывал на ферме Лас-Суэртес-Вьехас.

Глава 37

Шел ливень. «Лада» Элены мчалась по дороге на Бургос за автомобилем, в котором ехали Сарате и Ордуньо. Шоссе вплоть до самого Усеро накрывал серый купол облаков.

– До съезда 103 меньше километра, – передал Ордуньо по рации.

Элена промолчала. Когда она вызвала Ордуньо, Сарате предпочел сесть в его машину: ему не хотелось провести рядом с ней даже два с половиной часа пути. Пропасть, которая пролегла между ними, казалась очень глубокой, может, даже непреодолимой, но сейчас у Элены не было времени на страдания. Ее ждали срочные дела. Наконец-то они напали на след! Нашли человека, который мог рассказать, как жили женщины на ферме Лас-Суэртес-Вьехас.

Ночное небо вдруг разрезала молния; на секунду она зависла над пустынной дорогой, как новогодняя гирлянда. Потом грянул гром.

Элена сбросила скорость. Ордуньо тоже вел осторожно: дорогу размыло, стало очень скользко. Дворники работали вовсю, но лило с такой силой, что почти ничего не было видно. К восьми утра рассвело, но солнечные лучи не могли пробиться сквозь завесу туч.

В Усеро к дождю с градом добавилась еще одна проблема: во всей деревне пропало электричество.

Когда Сарате, Ордуньо и Элена доехали до экскурсионного бюро на территории заповедника, вокруг сгустилась тьма. В центре деревни едва угадывались очертания старой фабрики, напротив виднелся «Эль-Балькон-дель-Каньон», напоминавший сказочный домик в плену у непогоды. В баре горел свет: кто-то зажег свечу. Полицейские припарковались и, съежившись от ливня, быстро пересекли двор.

В колеблющемся пламени свечи они разглядели фигуру слепого мальчика. С мертвым воробьем в руках, он казался сошедшим с полотна Сурбарана.

– Привет, – сказал Сарате.

Мальчик поднял голову. Ордуньо подошел ближе.

– Как тебя зовут? – Он пытался говорить ласково.

– Чимита.

– Привет, Чимита. Меня зовут Ордуньо. Почему ты сидишь тут один?

Мальчик пожал плечами: он даже не заметил, что пропало электричество, хотя его родителям и односельчанам это доставило немало неудобств.

– Где Дорита? Или твоя мать? – вмешалась Элена. – Как же они оставили тебя одного?

– Дорита – моя мама. Она пошла чинить свет.

– А мы думали, что Дорита – твоя бабушка…

– Она моя мама.

В помещении чем-то неприятно пахло. Сарате первым обратил на это внимание.

– Похоже, здесь что-то испортилось. Наверное, из-за того, что свет отключили, – сказал он. – Если они всю ночь сидят без электричества, в холодильнике могло что-то протухнуть.

– Это дети.

Полицейские с удивлением посмотрели на Чимиту, который гладил мертвую птицу.

– Что за дети?

Мальчик положил воробья на стол, встал и направился к лестнице в погреб. Он передвигался очень ловко, ощупывая стены и мебель: очевидно, проделывал этот путь не впервые. Ордуньо зажег фонарь, чтобы осветить Элене и Сарате крутой спуск.

В погребе стояла морозильная камера, и Чимита указал на нее. Сарате откинул крышку. Ордуньо протянул фонарь Элене, и инспектор посветила внутрь. Там были два крошечных трупа нерожденных младенцев. Вдруг в помещении вспыхнул свет; с жужжанием включилась морозилка. Обернувшись, Элена вздрогнула: у нее за спиной возникла Дорита. Однако она не выглядела угрожающе, напротив, протягивала руки, чтобы Элена надела на нее наручники.

Часть третья

О, как невиносимо

Жить без твоих объятий.

Амадо Нерво

Время сиесты на ферме Лас-Суэртес-Вьехас было священным. Женщины ложились в постель, задергивали шторы, и дом погружался в тишину, лишь изредка нарушаемую звоном бубенцов. Это Чимита играл в мяч.

Виолете было жаль мальчика. Он родился слепым, и отец отказался его забирать. Дорита сжалилась над ребенком, забрала к себе и растила как собственного сына. Когда Дорита приходила на ферму осматривать их, она всегда брала Чимиту с собой, и мальчик играл во дворе в мяч. Женщины были рады ему, хоть его присутствие и напоминало, что они никогда не увидят детей, которых сейчас носят под сердцем.

Первый рожденный на ферме ребенок, сын Серены, которая жила здесь дольше всех, был ровесником Чимиты. Ему было пять лет.

Жизнь в Лас-Суэртес-Вьехас текла неторопливо. Женщины дремали или смотрели телевизор, и порой им казалось, что время здесь остановилось. Они уже привыкли существовать в этом сонном царстве, покой которого нарушали лишь роды да редкие гости. Прибытие новенькой, Виолеты, произвело настоящий фурор. Девушки окружили ее, засыпали вопросами (откуда ты? как сюда попала?) и объяснили, что ждет ее дальше. Их предсказания не замедлили сбыться: через неделю после того, как Виолету привезли на ферму, там появился доктор, дон Рамон. Девушку отвели в подвал, где был устроен родзал, раздвинули ей ноги, осмотрели, взяли анализы, а потом ввели сперму. Месяц спустя, после второй попытки, Виолета забеременела. Процесс оплодотворения оказался болезненным, и доктор на два дня прописал ей постельный режим. Все это время Росаура, белая кубинка, сидела с Виолетой и рассказывала истории о жизни на ферме. Например, историю слепого мальчика Чимиты; он был сыном румынки, которую выгнали с фермы, очевидно, потому, что она родила больного ребенка. Некоторые говорили, что ее убили, другие – что