Аромат - Поль Ришардо
– Вот объясни-ка нам, от чего лечит эта мята! – покачивая своим стаканом, обратился к Элиасу какой-то тип, чье имя он не запомнил.
Все от души рассмеялись, а Элиас поглубже забился в кресло. Он вернул себе контроль над ситуацией, постепенно поборов турбулентность и уподобившись пловцу, благополучно выбравшемуся из водоворота. Но он знал, что стоит ему дать слабину, как течение унесет его в море. Поэтому он не выбивался из своего ритма. Весь секрет заключался в осторожности. Время от времени он вступал в разговор: проявил интерес к чьей-то забавной истории, высказал свое мнение и даже задал пару вопросов. Однако эти усилия утомили его, и вскоре он почувствовал, как волны снова увлекают его вдаль. Надо было менять стратегию, и он решил выбрать менее затруднительную роль – роль слушателя. Эта позиция позволяла обходиться без борьбы. Изображать ни во что не вмешивающегося статиста – лучший способ оставаться на сцене. Но тут важна бдительность: слушанье, то есть настоящее слушанье, все же подразумевает активное участие. К счастью, согласно общему мнению, в этой области Элиас был великий мастер. Он реагировал на все, что говорилось, – мимикой, вставленным словом, жестами. И не кривя душой. Его искренность трогала, обезоруживая окружающих. Это качество вызывало симпатию и даже заставляло забыть о его странностях. Иногда какой-нибудь особо рьяный визави в ответ интересовался им самим. Случай редкий, но не невероятный. И хотя в такие моменты Элиас впадал в смятение и внутренне напрягался до ломоты в мускулах, он этого совершенно не показывал. Никогда. Позволить тревоге вернуться означало бы признать, что он тонет. И Элиас деликатно вновь переводил разговор на собеседника, возвращаясь таким образом в спокойные воды.
Вечеринка была в разгаре. Все громко разговаривали, подшучивали друг над другом и хохотали. Элиас слушал, как девица рядом поносит своего парня. Она нашла в лице нового собеседника великолепный мусоросборник и не собиралась быстро выпускать его из рук. Ее носило от отношений мужика с его матерью до рыка, который он испускал, когда кончал, – да, Элиас проник во все подробности их интимной жизни. Уж эта-то гостья ничего не выведает о нем самом. Не получит ни малейшей информации. А ведь она могла бы, к примеру, узнать, что ее собеседник благодаря ежедневным сеансам медитации развил у себя великолепный нюх. Если большинство людей достигали предельной концентрации, фокусируясь на звуках, ощущениях или дыхании, то он использовал собственное обоняние. Постоянные упражнения радикально усовершенствовали его талант. Будь у него желание проиллюстрировать свои способности, он мог бы сообщить ей, что от нее исходит очень легкий миндальный запах увлажняющего крема, специально предназначенного для шершавых рук. Но девица была тут не для того, чтобы интересоваться жизнью Элиаса. Ей, по всей видимости, хватало собственной – с любовными проблемами и сухой кожей. Ну и ладно.
По мере того как компания углублялась в ночь, два соседа теряли своих случайных сотоварищей одного за другим. Каждое такое исчезновение становилось дополнительным доказательством победы Элиаса над социальной тревожностью. Он закончил вечеринку триумфатором, счастливым и пьяным. Совершенно пьяным. Голова у него кружилась, и в какой-то момент его субтильное тело рухнуло на диван. Даже его черные волосы упали на темные глаза. Только длинный тонкий нос еще стоял стоймя. Присутствие на финале пирушки напоминало просмотр киноэпизода на быстрой перемотке. Мир вокруг стал размытым и слишком ускорился, так что Элиас не мог оценить его по достоинству. Впрочем, он никогда не понимал этот мир по-настоящему. С пустым желудком он погрузился в усталость ночи, насыщенной алкоголем. Заторможенные, приглушенные ощущения. С первыми проблесками наступающего дня молодой человек позволил себе скользнуть в сон.
5
Не обращая внимания на спящего рядом счастливого избранника, Нора Олссон включила лампу у кровати. Она решила больше не гоняться за сном и вылезла из постели. Пушистое ощущение ковра под ногами стало маленькой, но утешительной победой над необходимостью смириться с обстоятельствами. Обнаженная, кошачьей походкой она обошла кровать и взяла брошенный на спинку стула пеньюар. У этого стула было единственное предназначение – принимать на передержку ее одежду: вещи, недостаточно грязные, чтобы отправиться в стиральную машину, но недостаточно чистые, чтобы вернуться в платяной шкаф.
Проходя мимо зеркала на стене спальни, она бросила беглый взгляд на свою фигуру. Каждая встреча с собственным отражением давала ей основание заняться очередной странной проверкой: вдруг по самой невероятной и чудесной прихоти случая она чуть-чуть подросла. Просто чтобы перевалить за метр шестьдесят. Нора не просила многого. В ожидании этого благословенного дня она укладывала светлые волосы в густой высокий шиньон, что позволяло выгадать несколько сантиметров. На всякую скаредность природы найдется своя военная хитрость.
Мужчина, чей мохнатый торс был еще влажным от пота после ночных утех, заполнял спальню своим храпом. Нора мало его знала, они встречались всего трижды, и поводом всегда был уход за орхидеями. Сегодняшнее свидание прошло не так блистательно, как предыдущие, но винить в этом знатока орхидей она не могла. Дело было в ней. Разговор с Аббадом постоянно прокручивался у нее в голове. «Искра». Одним-единственным словом этот сукин сын перекрыл возможность любого отказа. Ее мучили десятки вопросов. И самый страшный – что именно ему известно? По всей видимости, немало. А Нора никак не могла позволить ему продемонстрировать обширность этих познаний. Если Аббад хоть что-то донесет Корнелии, Норе придется распроститься со своим постом. Эта мысль ее тревожила. Во «Фрагранции» была вся ее жизнь. Вот же дерьмо, только шантажиста ей не хватало. Тем более сейчас. Учитывая постоянно множащиеся чуть ли не по всей стране утечки ЛМС и организационные реформы, затеянные Корнелией, чтобы решить эту проблему, уровень стресса и так зашкаливал. Выбора у Норы не оставалось: ей придется капитулировать и выручить Али.
Прежде чем покинуть спальню, она бросила последний взгляд на своего партнера по совокуплению. Он казался умиротворенным, довольным, даже удовлетворенным. Наверняка был горд результатом своих немалых усилий. Она закатила глаза. Его сон представлялся ей унизительным. А его безмятежность – оскорбительной. Она потуже затянула поясок пеньюара, словно не желая дать волю наготе, и оставила незнакомца храпеть в свое удовольствие.
Остатки наспех поглощенного ужина бесславно громоздились на кухонном столе. Возбуждение взяло верх над голодом, но то, что накануне казалось распаляющим, теперь выглядело как бардак.
Поскольку она никогда
