Горный завод Петра третьего - Татьяна Александровна Богданович

Захар бежал быстрее и быстрее, хотя дорога поднималась все время в гору и на спине у него уже давно взмокла рубаха. Он вышел на полянку. Теперь недалеко, только бы подняться на перевал, а оттуда уж и кочевье видно.

Вдруг на другом конце полянки показался человек, точно из-под земли вырос, – не слышно было, как и подошел.

Захар остановился. Бродяга, должно быть. Летом много их тут проходит. Из Сибири в Россию пробираются через Урал. Только этот не такой, как другие. Идет – на одну ногу припадает и руками на ходу взмахивает, точно птица крыльями.

– Здорово, молодец, – протянул певучий смешливый голос. – Ты чего ж это ногами ходишь?

Захар выпучил глаза и перевел дух.

– А то как же? – пискнул он вдруг сорвавшимся голосом.

– А вот коли я ногами хожу, так у меня нога и подкована. А тебе, вишь, голову подковали, шипы врозь торчат. Тебе, стало быть, на голове и скакать.

Захар посмотрел на прохожего. Из-под короткой штанины у того торчала вместо ноги деревяшка с железной подковой. Холодный пот выступил на лбу у Захара.

«Неужто лесовик?»

– С Воскресенского завода ты, видать, – протянул прохожий ласковым голосом. – Там у вас, слыхать, житье – не надо помирать. Ну, а ты чего скажешь?

Захар молчал.

– Вот и я, сирота, к вам пробираюсь, – продолжал прохожий. – Хозяин у вас, бают, прост, а уж приказчики – ни в чем не отказчики. И ласковы и повадливы. Живи – не тужи. Захар все молчал.

– И на подарочки, видать, тороваты.

Он вдруг кошачьим движением протянул руку и ухватил Захара за рогатку.

Захар сердито вырвался и отскочил.

– О! Бывает и овца бодает, – усмехнулся прохожий.

– Чего измываешься! – сердито крикнул Захар. – Тебе хорошо, как самого.

Но тут прохожий поднял голову, и Захар так и осекся. На щеках у того темнели глубокие борозды. Между ними нос торчал, точно длинный клюв.

– Ты чего дивишься? Не видел? – весело заговорил прохожий. – То мне тоже вроде орден – за ведовство да за проворство. Только мой орден не снять. Ну, а твой дуракам лишь таскать.

– Ловок больно, – пробормотал Захар. – Замок ведь.

– Ключ сильней замка, – сказал прохожий.

– А у тебя ключ, что ли, есть? – обрадовался Захар. – Пособи, дяденька. Христом богом… в ножки я тебе…

– Это что. Поклонишься и кошке в ножки, как нужда подойдет. Ты мне про завод скажи – хозяин-то кто? Из помещиков?

– Купец, сказывали, Твердышев.

– Ку-пец, – протянул прохожий. – Работники-то, стало быть, вольные?

– Мы-то проданные, – ответил Захар, – крепостные. А вот заводские которые, те и по найму.

– А ты не на заводе, что ли?

– Мы угольщики, – сказал Захар.

Прохожий кивнул.

– Шуму-то нонешним летом не бывало у вас?

– Oro! протянул Захар. – Намеднись чего было… – Лицо у Захара расплылось от удовольствия. – Приказ вышел – в праздник работать…

– Hy? – спросил прохожий.

– Ни в какую! – радостно заявил Захар. – Вот шум был…

– Ну и что ж? – спросил прохожий.

– Ну и того… порка, стало быть, здо-ро-вая, – протянул Захар.

Прохожий кивнул.

– Порют-то часто у вас?

– А как же? удивился Захар. – Кому и голову бреют да в колодки. А мне вот. – Захар схватился за рогатку.

– Ну, ладно, прощай покуда, иди, куда шел, – сказал прохожий и заковылял через поляну.

Захар шагнул к нему.

– Дяденька, а ключ-то… Сымешь, может?

– Ключ – переспросил прохожий и стукнул себя по кошелю. Вишь ты, не захватил. Ну, ладно. Приходи сюда под вечер сыму… Как солнце вон над той горой будет.

Он повернул Захара за плечо и показал ему на лесистую вершину на западе.

– Гляди, где орел летит.

Где? Где? – спрашивал Захар.

Он послушно задрал голову и долго глядел на розовое небо над горой, но орла нигде не видно было. Когда он обернулся, прохожего уже не было на дороге. Захар испуганно оглядывался во все стороны, попробовал даже окликнуть – «дяденька!», но кругом было тихо, точно человек на деревяшке с мечеными щеками привиделся ему.

– А ну как впрямь лесовик, – прошептал Захар.

Он повернулся и бегом помчался вниз к заводу, размахивая на бегу руками. Про башкирское кочевье он совсем забыл.

Глава четвертая

Домой Захар не вернулся. Знал, что Аким опять уговаривать станет не уходить с завода.

И к ребятам идти не хотелось – задразнят. Запрятаться бы куда-нибудь – только бы день перебыть. И день-то, как нарочно, воскресный. Всюду народ, – куда ни сунешься, все на кого-нибудь наткнешься. Надоело ему по закоулкам бродить, да и проголодался. Он посмотрел из-за угла на порядок, – у их избы никого, подошел, заглянул в окошко, слава богу – пусто, ушел Аким. Он поскорей зашел в избу, – на столе у окна в плошке тюря стоит, и ложка тут же. Аким, стало быть, приготовил. Захар быстро похлебал квасу с хлебом и луком, сунул за пазуху еще ломоть хлеба и побежал. Оно правда, жалел его Аким, а только сейчас неохота ему было говорить с ним – боялся: еще разжалобит, пожалуй, ну и останешься. А этого никак нельзя. Нет уж, решил убежать и убежит, только бы бродяга рогатку снял.

Захар, озираясь во все стороны, выскочил из калитки и зайцем прошмыгнул к сторожке, а там, благо старик-сторож сидел за воротами, прямо по лестнице вверх на башню. Тут уж никто не увидит.

Захар забрался на дуло пушки и выглянул, сколько позволяла рогатка, в узкое оконце. Прямо перед ним весь пустырь от заводской стены до самого леса.

Весело тут в праздник. Со всего завода народ высыпал – и мужики, и рабочие, и бабы. Девки песни завели. Ребята в бабки играют, а которые так гоняются, визжат.

День-то погожий. Хорошо на воле. Так бы и побежал Захар. Да куда ж в ожерёлке? Ишь парни-то что затеяли! Лушке кривой репей за ворот суют, – вот визжит! А другие девки хохочут – рады, дуры. Погодите – и вам достанется. Захар не любил ни девчонок, ни девок и всегда радовался, когда парни дразнили их. Уж он бы натаскал им репья, и крапивы еще. Разогнать бы всех девок, чтоб не вязались.

С собой парни еще не брали Захара: мал, говорили. А чего мал? Скоро шестнадцатый год пойдет. Дома, небось, и пахал и боронил с тятькой, да и здесь на той же работе, что и все мужики. А