Дом шалунов - Лидия Алексеевна Чарская
Комод этот был собственностью месье Шарля, француза-гувернёра мальчиков, прозванного ими Жирафом. И всё содержимое комода тоже принадлежало Жирафу. Он привёз эти вещи в трёх больших ящиках из Парижа и очень дорожил ими.
– Вот-то скроит физиономию Жираф, когда увидит все свои жилеты и галстуки в таком виде! – весело закричал Павлик Стоянов, высокий и прямой как жёрдочка мальчик, живой и весёлый как бесёнок.
– И поделом ему!.. Не придирайся к нам и не будь несправедливым! – подхватили остальные проказники на разные голоса.
– Братцы! Я придумал штучку! – воскликнул весельчак Витик Зон и залился серебристым смехом.
Он быстро нагнулся и, пошарив в куче вещей, вынул оттуда огненно-красный галстук, розовый воротничок, четыре разноцветных носка и голубую манишку. Всё это он спрятал за спинкой дивана, стоявшего в углу комнаты, и, как ни в чём не бывало повернув к товарищам смеющуюся рожицу, произнёс спокойно:
– Ну а что же скачки?
– Будут, конечно! – ответил за всех Павлик и, обратившись к остальным, крикнул: – Поднимай комод, рыцари!
Мальчики бросились к комоду, кое-как втиснули в него всю груду жилетов, носков, галстуков и воротничков и поставили комод на середину комнаты. Когда всё было готово, Миколка, как был, в одной рубашке и босой, отбежал в самый конец комнаты, опять поплевал на руки и весело крикнул:
– Раз, два, три, бери!
Коли скажешь, то не ври,
Коли больше, это врёшь,
Знамо дело, пропадёшь!
И тут же перескочил через комод.
Глава XVIII
Прыжок
– Вот так прыжок!
– Ну, моё почтение!
– Здорово, брат!
– Будем друзьями?
– Нет, его в рыцари в эту же ночь посвятить надо!
– В рыцари! В рыцари! Непременно!
– Штукенция, я вам скажу!
– Браво! Браво!
– Ей-богу же, молодчага!
Возгласы восторга, восхищения, похвал так и посыпались на Миколку.
Миколка, в одной рубашке, весь сияющий, довольный и торжествующий, сидел на комоде и с самым победоносным видом поглядывал на своих новых друзей, от удовольствия болтая босыми ногами. Мальчики окружали его теперь, как верные рыцари своего короля. Их возбуждённые, разрумяненные лица обратились к нему. Синие, зелёные, серые и чёрные глазёнки влажно и мягко сияли. Миколка оглядывал новых приятелей дружеским взором и вдруг разом насторожился. Улыбка сбежала с его лица. На него в упор смотрели два чёрных сердитых глаза. Насмешливая улыбка кривила тонкие губы бледного высокого мальчика, стоявшего в стороне от других. Казалось, он хотел сказать этой улыбкой: «Ну вот ещё, нашли чем восхищаться».
Алек Хорвадзе тоже заметил насмешливое бледное лицо со злыми глазами.
– Ты чего ехидничаешь, Гога? – обратился Алек к мальчику.
– Молчи, Хорвадзе! – ответил презрительно Гога. – Ты такой же глупый, как и остальные! Нашли чем восхищаться! Мужик умеет прыгать! Удивительно, подумаешь! Да он только и делал, что скакал и прыгал у себя в деревне. Нет, вы посмотрите лучше, как барин, настоящий барин может прыгать, как может быть ловок и грациозен даже в такую минуту!
– Это кто же настоящий-то барин? Ты?
– А хотя бы и я!
– Ха-ха-ха, ха-ха! Барин! Гога Владин – барин! – захохотали мальчики. – Ну, прыгай, барин, покажи своё искусство!
Гога отступил несколько шагов назад, отсчитал раз, два, три и бросился вперёд. Прыжок и… отчаянный визг Кудлашки. Какая-то тёмная куча, хохот мальчиков… и сконфуженный Гога встал с пола или, вернее, с Кудлашки, о которую он запнулся по дороге, и, прихрамывая на одну ногу, поплёлся в угол.
– Барин посрамлён! Провалился барин! Ай да Гога! Ай да хвастун! – закидали его насмешливыми восклицаниями мальчики.
Один только графчик Никс не смеялся. Они с Гогой были приятелями и всегда стояли друг за друга горой. Никс подхватил Гогу под руку. Гога жаловался товарищу на «злых мальчишек» и собирался неистово зареветь. Реветь, однако, ему не пришлось…
Глава XIX
Кар-Кар, Жираф и Макака
Дверь распахнулась. Вошли трое. Один был уже знакомый Миколке Карл Карлович, или просто Кар-Кар, как его звали мальчики; другой – высокого роста щеголеватый смуглый человек в белом костюме, с ярко-красным галстуком и в высоком-превысоком воротничке. Это был учитель-француз месье Шарль. Шея у француза была длинная-предлинная. За эту-то шею мальчики и прозвали его Жирафом. Но больше всего привлёк внимание Миколки третий человек, вошедший с двумя остальными. У него были чрезвычайно длинные руки, покрытые волосами, и коротенькие ноги с огромными ступнями. Мальчики нередко говорили, что в сапогах этого странного волосатого человека можно было с успехом кататься по реке как в яликах [11]. Но что было удивительнее всего, так это лицо длиннорукого. Оно всё сплошь заросло огромной густой бородой. Борода эта шла чуть ли не от самых глаз, маленьких, зорких и добрых. Кроме глаз на лице этого человека, сплошь покрытого волосами, красовался ещё нос, немного сплющенный на конце, с очень широкой переносицей. Доброго волосатого человека прозвали Макакой, по названию обезьяны, на которую он будто бы походил. Это был директор пансиона [12] для мальчиков, Александр Васильевич Макаров, чудеснейшее по доброте и чуткости существо в мире.
Лишь только он вошёл в комнату, как мальчики все столпились на середине её и незаметно подтянулись в один миг. Только Миколка по-прежнему продолжал преважно восседать на комоде, болтать ногами и самым спокойным образом заниматься чисткой своего носа.
Александр Васильевич удивлённо взглянул на мальчика, потом обвёл всех пансионеров [13] пристальным взглядом и строгим голосом спросил:
– Кто из вас шалил?
– Лил! – Неожиданное эхо донеслось из последних рядов.
– Не сметь передразнивать меня! – топнул ногой господин Макаров.
Несмотря на свою доброту, Александр Васильевич был очень вспыльчив.
– Ня, ня, ня, ня! – тихо, но отчетливо ответило эхо.
– Молчать!
– Ать, ать, ать!.. – не сдавалось эхо.
– Я вам задам! – окончательно вышел из себя директор, сердито топая ногой.
– Ам, ам, ам, ам! – залаяло эхо.
Месье Шарль нахмурился, покраснел, подошёл к директору и шепнул ему что-то. Директор тоже покраснел и, оглядев внимательным взором мальчиков, произнёс строго:
– Витик Зон, это ты! Я узнаю тебя, бездельник!
– Право же не я, Александр Васильевич, не я, а эхо… Вы кричите, а эхо передразнивает. Это уж всегда так бывает, что эхо повторяет, уверяю вас, – самым невинным образом ответил Витик.
– Не смей меня морочить, ты, шалопай (это было любимое слово Александра Васильевича)! – прикрикнул на него директор. – А ты, там, тот, на комоде, слезай сейчас! – обратился он через головы остальных мальчиков к Миколке. – Сейчас же
