Поймать легенду! - Аня Амасова
– ГЛУПАЯ, – сказал Боб.
– СМЕШНАЯ И ГЛУПАЯ, – согласился Дилан. – НЕ ПОНИМАЕТ.
– Чего я не понимаю?
– ЭТО ЗНАЧИТ, – снизошла до объяснений подошедшая Тина, – В ГОРАХ ОЧЕНЬ ХОЛОДНО. НАДО БРАТЬ С СОБОЙ ТРЕХ СОБАК. СОГРЕТЬСЯ, ЕСЛИ ЗАМЕРЗНЕШЬ.
– Собачки, миленькие, – взмолилась Мыша. – Пожалуйста, пойдемте гулять! Я должна кое-кого найти… Вы, может быть, знаете: того, кто по ночам играет на флейте…
Она заискивающе трепала загривок Боба. Тина уставилась на нее умными понимающими глазами. А Дилан – радостный Дилан распластался перед Мышей, предлагая для прогулки мохнатую теплую спину.
Какое же это счастье – нестись в темноте по горному склону, обхватив за шею мохнатую псину! Длинная шерсть Дилана согревала наездницу лучше дюжины покрывал, а его запах придавал такую уверенность, словно скачущий верхом котенок наихрабрейший из храбрых… «Вот только не надо обманываться, – усмехнулась про себя Мыша. – Обычно это неправда».
Как вообще так случилось, что при рождении ее наделили такой странной душой? Трусливой и вместе с тем страстно желающей путешествий? Иногда от страха у Мыши сводит живот, а иногда – как сейчас, например, – из горла вырывается крик восторга.
– Хай-йя! – радостно кричала Мыша.
Мимо проносились валуны и ледяные пики. И только луна оставалась одновременно недостижимой и близкой: с какой бы скоростью ни бежали собаки, она убегала от них с той же прытью.
– ВСЕ. ДАЛЬШЕ МОСТ. – Дилан остановился.
– ОН ЖИВЕТ ТАМ. ЗА МОСТОМ. – Боб поджал хвост. – ПЛАТО ПОГИБШИХ РЫЦАРЕЙ. НАМ НЕЛЬЗЯ С ТОБОЙ. ХОЗЯЙКА РУГАЕТ.
– НОЧЬЮ И ТЫ НЕ ХОДИ, – предупредила Тина. – ЖДЕМ УТРО.
– А почему? – поинтересовалась Мыша, соскальзывая на землю. (Впрочем, и на земле ее продолжало немного потряхивать.)
И тут Мыша увидела сама. Мост! Это заурядное сооружение, предназначенное для переправы, было перекинуто через пропасть, но при этом сконструировано так, что перебраться на другую сторону было решительно невозможно! Если, конечно, ты не какой-нибудь гигант…
– Гиганты! – догадалась Мыша. – Этот мост построен гигантами?! Верно?
– ДАВНО ВИСИТ, – закивали собаки.
Непосвященному мост показался бы крайне бессмысленным. В расступившихся сумерках Мыша смогла отчетливо разглядеть толстые, покрытые льдом и наверняка очень скользкие доски. Между ними зияли дыры – без длинных-предлинных ног такие не перешагнуть.
Канатные поручни болтались вверху: чтобы ухватиться за них, существу обычных размеров следовало куда-то залезть, а потом еще и подпрыгнуть. В качестве пилонов – по два на каждой стороне – каменные глыбы, похожие на верхушки скал, настолько симметрично стоящие, что Мыша усомнилась: в природной ли гармонии дело или и тут приложили руку гиганты?
– А что будет утром? – спросила она, сомневаясь, что ширина пролетов и высота поручней зависит от времени суток.
– КРАСИВЫЙ РАССВЕТ, – ответила Тина. Собака растянулась в снегу и задумчиво уставилась на проявляющиеся верхушки соседних гор.
Так они и лежали: Тина, Дилан и Боб и спрятавшаяся в их длинной шерсти Мыша.
Трехсобачечная ночь. Так вот какая она! Когда лежишь под открытым небом, среди льда и снегов, и следишь, как одна за другой пропадают звезды. И тепло – так тепло и спокойно, будто дома, у теплой печки.
Рядом с тремя собаками верилось, что становишься отважной и смелой. Среди покрытых льдом голубых вершин казались смешными все Мышины опасения и страхи. Что по сравнению с этим величием все неожиданности мира? Все сорванные планы, мелкие несовершенства и еще не случившиеся неприятности?
В оглушающей тишине наконец-то умолк противный голосок, обычно нашептывающий Мыше: «Это опасно. Не трогай. Поранишься, заблудишься, потеряешься, никто не найдет. А вдруг. Ты еще маленькая. Не можешь. Не выходи одна. Не доверяй чужакам. Сиди дома. Он тебя укусит и съест. Упадешь! Ударишься! Разобьешься!» Будто выдуло из головы холодным порывом ветра.
Мыша лежала и беззвучно просила – у гигантов, у гор, у неба, – чтобы ей оставили это волшебное чувство: «Я взрослая».
«Великие гиганты! – шептала про себя Мыша. – Если вы и правда были волшебниками – я знаю, что были! Вы ведь приручили железных драконов, повелевали огнем и превращали в золото лед, – научите меня быть героем!
Если только это возможно, я хочу быть похожей на Утю – пусть она и не великая колдунья, – хочу быть такой же отважной. Хочу играть в эту жизнь и выигрывать. А если ошибаться, не считать это проигрышем. Равнодушно пожать плечами. Ничего не бояться и верить: я все равно справлюсь!»
И гиганты откликнулись на ее беззвучный призыв! Одна за другой вспыхнули верхушки гор. А от вспышек потекли золотые ручьи, превращая лед в настоящее золото…
– ТЫСЯЧЕГОРСКИЙ РАССВЕТ, – сказала Тина. – БОЛЬШЕ НИГДЕ НЕ УВИДИШЬ.
Увы, золотые потоки, льющиеся с ледяных вершин, не были волшебным превращением… Всего лишь рассвет – отраженные льдами лучи восходящего солнца.
– САМЫЙ-САМЫЙ КРАСИВЫЙ, – сообщил Дилан таким тоном, словно рассказывал про манную кашу с комочками, в которую не положили ни соли, ни сахара…
Мыша улыбалась – теперь ее непросто обмануть. Слишком много она узнала! Например, что мир полон добрейших существ, даже когда вначале думаешь, что они равнодушные или злые (Мыша погладила Дилана). Что в нем можно встретить и напуганных, трусливых тиранов, и несчастных, страдающих злодеев.
Что легенды сотканы из полуправды и прекрасного вымысла. Просто кому-то очень хотелось верить в волшебство и хоть чье-то могущество. Так тысячегорские рассветы стали сказкой о волшебном превращении льда в настоящее золото. Как она, Мыша, верила во всесильность и колдовские способности Ути, так тысячегорцы верили в таланты и магию гигантов.
Но на самом деле – и это Мыша теперь тоже знала абсолютно точно – всемогущества не существует. Нет. Никто не всесилен. Зато этот мир полон нежных и слабых существ. И оттого – удивительно милых. Таких же, как она, Мыша. Такая, какая есть.
* * *
Скелет открыл глаза. Там, где засыпала Мыша, сейчас ничего не было, кроме исчирканного листка. Как будто Мыша превратилась в бумажную записку! А что? Вдруг эта странная женщина на отстегивающихся деревянных ногах еще и злая колдунья?..
Он подполз к записке, словно та могла внезапно броситься и укусить. Записка как записка: чернильные закорючки и внизу – еще одна закорючка, как будто в конце по бумаге прошлись ржавым гвоздем или – не может быть! – расписались кровью!
– Утя, Утя, проснись! – Скелет потряс Утю-Путю за плечо. – Мыша пропала.
– Может, отошла… ну, знаешь… пописать… – сонно проворчала Утя. – С ней это часто бывает…
– Да нет же! Утя, вставай! Когда идут в туалет, не оставляют записок!
– А она написала записку? – Голос Ути был почти заинтересованным. – И что там?
Скелет в темноте покраснел:
– А я это… уроки письма прогуливал! Ходил только на литературу, когда Архивариус вслух читал. Так что давай просыпайся! Вдруг это что-то важное…
Утя-Путя села, не открывая глаз. Протянула лапу – дождалась, когда в нее лег клочок бумаги. Скелет поднес свечку. Щурясь от света, Утя рассматривала записку. И по мере того, как до Ути доходил смысл прочитанного, сон отступал, а глаза сами собой распахивались все шире и шире.
– Ну ничего себе! – потрясенно воскликнула Утя.
Записка гласила: «Я ушла искать
