Приключения Петьки Зулина - Георгий Анатольевич Никулин

Тут Дуне пришла пора удивляться. Только привычка владеть собою помогла ей сохранить спокойствие. Она подумала: «Сказала ей на крыльце, — значит, он был за крыльцом» — и спросила:

— А за крыльцом разве хорошо слышно?

Петька вздрогнул и промолчал. Дуня, довольная произведенным впечатлением, продолжала расспрашивать:

— Ты про Ваньку зря сказал, — верно ведь?

— Вы меня испытываете, а сами знаете. Зимогор Ничипуренко о Ваньке-Опенке не зря сказал. Он врать не будет, про эти дела тюрьма знает, — заторопился Петька.

— А Ляревича ты любишь? — спросила Дуня, очень довольная полученными сведениями.

— Люблю.

— А за что?

— Он за правду, и здорово меня нарисовал: совсем синяка незаметно.

— А ты говорил кому-нибудь о том, что слышал?

— Нет.

— И не говори никому ни о Ляревиче, ни о зимогоре.

— Нет, не скажу, не скажу ни одного слова.

— Тогда слушай…

Сердце у Петьки забилось в предчувствии какой-то важной тайны. Захрустел ледок под ногами убегающего Володьки, а тут еще кот Дуни подошел и потерся о его ноги.

— Слушай, и ни товарищам, ни отцу-матери… К Ляревичу сходить надо…

— Схожу.

— Только чтобы никто не видел, а то худо будет… Передай Ляревичу или его жене четыре слова: «Вместо Прони — Ванька-Опенок». Понял?

— Понял.

— Ну так вот иди. Я бы сама сходила, да расхворалась и не могу, а время не терпит. Написала бы с тобой письмо, да о таких делах не пишут. А теперь иди, парень. А Проня все равно явится на суд людской… придет тому время. Иди, парень, надейся, а слово помни: о Ляревиче — никому!

Володька не стеснялся признаться, что струсил и убежал от домика, но оправдывался тем, что ему делать там было нечего.

На другой день Петька отпросился кататься с горы, а сам направился в поселок. Пройти шесть верст может любой мальчик, но кто будет вышагивать пешком, когда мимо проезжает много подвод? Обычно возчик едет на передней подводе, а сзади привязанные за повод, гуськом бегут две–три лошади с пустыми санями. Петька не упустил случая и вскочил в первые попутные сани.

У Ляревичей открыли не сразу. Женский голос спросил через дверь:

— Кто тут?

— Это я, откройте.

— Кто — «я»?

— Да я, которому портрет рисовали, — сказал Петька, но спохватился, что портретов Ляревичем нарисовано много, и для точности добавил:

— Это я, у которого лоб был разбит…

Петька увидел перед собою улыбающееся лицо жены Ляревича. У нее над губой так и шевелилась коричневая родинка.

— Я от Дуни, велела сказать: «вместо Прони — Ванька-Опенок», — шепнул Петька и бросился бежать за ворота.

Тут он вскочил на запятки проезжавшей кошевки и был таков.

Глава 12. Пусть мальчик окрепнет

Сосульки точили непрерывную капель. На потемневшей дороге обнажился навоз. Под коровьими лепешками образовались ледяные ножки, и по обе стороны улицы стояли ряды таких грибов. На катушке уже никто не катался, гора облысела, чернея буграми земли. Река вздулась и посинела; иногда блестела на солнце открытая вода, но это была лишь наледь. За ночь она покрывалась льдом, а днем опять бурлили ручьи и талая вода подпирала лед снизу. Редкий пешеход переходил реку, и то за самым неотложным делом, неся в руках шест, чтобы не провалиться под лед с головой.

Потом вплотную подошла весна. Деревья еще не оделись листвой и тихо качали черными узловатыми ветвями, но по земле всюду через прошлогоднюю листву пролезала зеленая щетинка первой травы. Вороны и грачи тащили ветки, порхали воробьи с пушинками в клювах, хлопотали голуби, суетились синицы, чечетки[58], и вся эта птичья возня сопровождалась радостным гамом и писком.

Придорожные канавы и разлившиеся лужи наполнялись водой, а в низинах образовались целые озера. Лужи не остались без внимания ребят: повсюду двигались самодельные плоты. Петька степенно прогуливался, с завистью посматривая на других, и… вытащил из дому огромное Мотино корыто.

Ребята, на плоту из нескольких досок, разинули рты, глядя, как Петька ловко ехал, отталкиваясь веслом.

— Вот это здорово! Давай кататься пополам, — сказал Володька.

— Лучше ты тоже возьми у мамки корыто и поедем наперегонки, — ответил Петька.

Скоро два корабля бороздили воду, при встрече гудели, давали задний ход и перегоняли друг друга. Петька старался развить предельную скорость. Дело подвигалось довольно успешно, но внезапно он перевернулся на самом глубоком месте и едва вылез из канавы, мокрый с головы до ног.

Петьке скоро пришлось совсем расстаться с селом. Отец устроился работать на железную дорогу, искал в городе квартиру, а Петька с матерью пока переехали на строящуюся лесопилку к тете Насте.

— Чего торопиться в город? Пусть мальчик окрепнет на вольном воздухе, — уговаривала тетя.

Домá поселка при лесопилке выстроились в линию перпендикулярно реке, окнами к заводской площади. На окнах не было ставней, дворы не были огорожены, службы[59], отступая шагов на тридцать, вытягивались в ровную цепочку позади домов. Тут образовался общий двор, объединяющий в одну компанию всех ребят.

Лесопилка с ее поселком выглядела жилым островком, ограниченным грядою голых бугров и рекою. Заросли кустов начинались сразу за служебными постройками.

Посередине огромной площади, с пеньками и озерками незасыпанного болота, достраивали двухэтажный корпус с красной трубой невиданной высоты. От заводского корпуса в трех направлениях тянулись ряды столбов для будущих эстакад; к реке спускались скелеты транспортеров-лесотасок.

Река Жиганка тут выглядела иначе. Берег был укреплен забитыми в землю кольями, колья оплетены прутьями, а образовавшиеся кошелки засыпаны галькой. Местами берег был устлан красным плитняком. Бревенчатый сруб, загруженный крупными камнями, выдавался в реку и отбивал течение; из воды торчали ряды свай для будущей лесотаски.

«Где же тут купаться?» — подумал Петька, рассмотрев колья, забитые даже под водой, и с грустью вспомнил Муру. Плавать он научился, но броситься в быстрое течение было страшновато.

С новыми друзьями он играл по целым дням. Найти ребят в хаосе постройки было почти невозможно: они лазали в подземных ходах котельной, взбирались на громадные маховые колеса в машинном отделении, поднимались по скобам в кирпичной высоченной трубе, спускались в глубокие колодцы, лазали между бесчисленных штабелей бревен, балансировали на пролетных балках эстакад.

— Все носитесь, а смотри-ка здесь как пусто, — сказала тетя Настя Петьке и показала на пустующий палисадник[60] перед ее квартирой.

— Я тут разведу сад. Мы устроим так, чтобы весело было глядеть, — живо откликнулся Петька.

Дядя Вася попросил:

— Рябинку принеси.

Петька вовлек сверстников в свою затею. С лопатами и корзинками для высадков, ребята отправились в лес. Пошли