Приключения Петьки Зулина - Георгий Анатольевич Никулин
Обмороки Гинды как рукой сняло. Она молила бога, чтобы заболеть чахоткой, покашливала в платочек, смотрела, не появятся ли на нем красные пятна крови. Занимаясь, как обреченная, она говорила, что жизнь ее оборвана этими жиганами с большой дороги.
Но Гинда, как ни старалась, не могла ни зачахнуть, ни умереть, и ей было досадно, что она полнеет, растет и розовеет.
От Володьки пришел ответ на Петькино письмо. Он писал:
«…у нас еще одну школу открыли. Говорят, погодя деревенский университет на три ступени будет. Открыли две лавки с товаром. Товару маловато, только мужики не сомневаются — лавка есть, товар будет, и все идут в члены кооператива. Лесу навозили, к весне все погорелые избы изладят, а пока кто на заимке, кто в бане у соседей проживают. Еще говорят, из земли будут уголь копать. Для мужиков ячейка партийная есть, для парней особо. Читальню открыли в доме Пронькиного отца, которого засудили за контру[207]. Если не мараешь, то дают книгу домой. Клуб будут строить настоящий, а где играл ты, обратно станет пожарное депо. Много парней идут добровольцами добивать беляков; мне отставку дали, — дескать, повременить по возрасту. Говорят, кирпичный завод будет, да курсы образуют по языку международному эсперанто[208].
Но мне лучше хочется вместо эсперанты и университета на сельских и хозяйственных курсах учиться на машинах работать. У вас курсы собирают ли? Узнай и отпиши, я приеду. К нам наведывались поселковые, искать таланты для народного театра. Я тебя вспомнил, — вот бы в артисты взять кого. Хлеб лишний вовсю сдаем государству. Продажи нет, а сдачу мужики понимают как благодарность Красной Армии взамен защиты…»
— Аж завидно, — сказал Рубцов, на минуту зайдя к Зулиным и прочитав письмо Володьки.
Петьку тоже потянуло в село, но и в школе было много дела. Чтобы Володька особенно не задавался, он написал ему:
«…У вас дела большие, да и мы руки не повесили: каждый раз субботники и лозунг „работать по-революционному“. Про сельскохозяйственные курсы я узнаю, а эсперанто учить неплохо. Пригодится разговаривать с мировым пролетариатом, да и мы могли бы говорить или переписываться. Правильно, что Красной Армии хлеб сдаете. Мы тоже от школы подарки красноармейцам собирали, кто теплое дает, кто говорит — нету. А по кривой морде видать, что врут. Только вы и городу хлеб тоже давайте, а то на базаре спекулянты дерут дорого, никому не купить. На паек прибавили, а было худо, как в газете подсчитали — на каждый день приходилось полфунта хлеба, четыре золотника[209] рыбы, три золотника соли, половину золотника мыла. У нас в театры теперь пускают бесплатно. А на всех заборах пишут „долой неграмотность“. Нам из Москвы в библиотеку много книг присылают. Прислали портреты Ленина. Есть ли у вас портрет?..»
Глава 8. Бал-маскарад
Зима подходила к концу, но ученики загорелись желанием сделать каток. Залили футбольное поле, гимнастические площадки и дорожки между деревьями. Начали все это делать школьники, но после и взрослые включились в затею. Они помогли школьникам на общей площадке, но больше всего возились с беговой дорожкой, устраивая ее по самому краю стадиона, вдоль заборов.
На беговом кругу тренировались конькобежцы, на настоящих коньках они быстро пролетали по зеркальному льду, как птицы, а на общей площадке всегда стоял гомон и веселая суета. Петьке больше всего нравилось кататься между деревьями, ветви которых, как в воде, отражались на свежем льду. Что-то сказочное было в этом углу катка, так не похожего на остальную часть, заполненную снующей взад и вперед толпой катающихся.
Петька и Королек приходили на каток с разных сторон площадки. Для одного входом служила дыра в заборе, другой прыгал с крыши дровяника, и они встречались уже на катке.
Петька, дожидаясь Королька, крутился на коньках, стараясь научиться кататься «задом-наперед», делать разные повороты и остановки.
Сильно разбежавшись, он затормозил перед скамейкой, поднимая облако ледяной пыли, повернулся и сел.
Необходимо было заняться коньками, прикрученными прямо к валенкам. Укрепив коньки, Петька поднял глаза и обмер от радости: мимо на блестящих «снегурках» катилась Галя.
— Галя! — крикнул Петька, срываясь с места. Она остановилась, стройная в своих высоких шнурованных ботинках, и подождала его.
Петька посадил Галю на скамеечку санок со спинкой и покатил между деревьями, стараясь держаться подальше от толпы. Он упрекал ее за то, что она не хочет с ним дружить, забывая, что самому ему некогда было бегать за три квартала и караулить Галю у ее дома.
— Я несколько раз проходила по вашей улице, но не видела вас, — сказала Галя. — Может быть, и хорошо, что не попали в одну школу, я ведь вам не интересна, кажется… вы меня совсем забыли?..
Петька не знал, что так кажется всегда всем девочкам на свете, и волновался, и доказывал обратное, и старался заглянуть ей в лицо.
— Петя, остановитесь здесь, — сказала Галя. Она встала на лед и продолжала: — Я не одна на катке, там катаются мои подруги. Я всегда о вас очень хорошо вспоминаю, Петя, но… — тут у нее задрожали губы, — но, Петя, ведь вам нравится другая: Гинда, кажется. Ведь есть у вас в школе такая?
— Есть, — ответил Петька, как эхо.
— Ну, вот видите, — значит, правильно, — горячо заключила Галя. — Прощайте, — сказала Галя, отъезжая. — Я всегда буду помнить о вас, но встречаться нам не надо.
Галя укатила, а Петька, как истукан, стоял около санок, на которых только что сидела Галя… Ему вдруг захотелось лихо пронестись мимо Гали и ее подруг и показать, что ему все нипочем, но вместо этого он медленно покатился по льду до края поля, перебрел через снег и пролез сквозь дыру в заборе.
В этот вечер Королек не нашел Петьку на катке. Напрасно он объезжал каток в десятый раз, ругая его, напрасно ждал у забора, Петька не показывался, и Королек, огорченный изменой, ушел с катка.
Петька ходил сумрачный и неразговорчивый. Ему хотелось узнать, — кто мог сказать Гале о несчастной Гинде. «Сказали бы о ком-нибудь другом, а то о такой обезьяне», — злился он.
Однажды по-весеннему заиграло солнце и заглянуло в окна школы, показав ребятам в своих лучах всю пыль, поднятую ими во время возни. Вошел в класс радостный Дикобраз. Все моментально догадались, что у него приготовлен сюрприз.
— Говорите, Дмитрий Михайлович, го-во-ри-те, — загудели ребята.
— Ну, вот что, ребята, слушайте! Отдел народного
