Баллада о Дарси и Расселле - Морган Мэтсон

не были, но у них был сын, и, судя по статьям в «Ас уикли», после разрыва они так и не прекращали скандалить. Только этот ребенок Уайли и попал на страницы газет – остальные жили непублично, если не начинали валять дурака в соцсетях. Я смутно помнила, что несколько лет назад его дочь – Дакоту, кажется? – сфотографировали голышом на яхте. На яхте, которую она взяла без разрешения.

Расселл пожал плечами:

– Я ничего такого не знаю.

– Правда? Об этом еще писали в «ДитМуа». Они с этой его малолетней невестой боролись за опеку над близнецами… – Я полезла в сумку, чтобы показать ему в телефоне.

– Амичи помер, – напомнил мне Расселл.

– Ах да. Я снова забыла.

– А тебе нравится «ДитМуа»? – Расселл произнес это без осуждения, скорее удивленно.

– Ну, не то чтобы я его так уж часто читала. Так, иногда, чтобы развлечься.

Расселл кивнул, низко опустив голову, – он как раз запихивал мусор в бумажный пакет. Я собиралась спросить, бывает ли он на этом сайте, но тут подняла глаза, и у меня перехватило дыхание. Передо мной творилось такое, что все инстасплетни тут же вылетели из головы. Во весь горизонт раскинулось роскошное закатное зарево – похоже, мы, пока жевали тако, пропустили момент, когда небосклон превратился в картину Ван Гога: на огромном полотне неба над пустыней смешались алый, розовый и оранжевый. Могучие силуэты гор – от всего этого просто дух захватывало.

Нужно было все это рассмотреть как следует, поэтому я легла на спину и задрала подбородок, пытаясь ничего не пропустить. Сильнее всего на свете мне хотелось остановить мгновение. Чтобы потом, если понадобится, вызвать его снова – насыщенные краски заката, искусственный газон под голыми ногами, легкий ветерок, профиль Расселла – он допивал «Харритос». Ощущение, что все фрагменты наконец-то встали на нужное место.

Расселл поставил пустую бутылку, тоже лег на спину, посмотрел в небо.

– Вау.

– Во-во. Я такого еще никогда не видела.

Несколько секунд мы лежали рядом и смотрели вверх в светлом и уютном молчании. Я повернула голову, глянула на Расселла – так близко. Можно дотронуться, даже руку вытягивать не придется.

– Ты видела Сикстинскую капеллу? – спросил Расселл.

– Я… чего? В Италии?

– Да.

– Живьем – нет. Только на картинках.

– Ну… когда поедешь, увидишь: там повсюду таблички, что нельзя ложиться. На всех мыслимых языках, еще и с картинками.

– Ясно.

– Я туда ходил с семьей, и у нас был свой гид. Когда нашим про это сказали, они потянулись к выходу. А я не упустил момент.

– Лег?

– Ну я не мог иначе! Очень хотелось посмотреть в этом ракурсе – в котором видел сам Микеланджело.

– И?

– Невероятно. Я серьезно. Даже осмыслить трудно. Обалдеваешь, но в хорошем смысле.

– Тебе попало?

– Конечно, – тут же ответил он, и я рассмеялась. – Через несколько секунд примчалась охрана, на меня наорали по-итальянски, от гида мне тоже влетело. – Расселл снова посмотрел в небо, подложил руки под голову. – Но больше я ни разу не видел ничего столь же прекрасного – до сегодняшнего дня.

Я еще раз посмотрела в небо.

– Согласна. Очень красиво.

– Да, – ответил Расселл.

Я повернулась и заметила, что он смотрит не на небо, а на меня. У меня перехватило дыхание. Мы будто бы стояли на границе неведомой страны. У порога, к которому двигались с того момента, когда впервые заговорили. Шаг за шагом в нужном направлении – и вот мы здесь.

Я улыбнулась Расселлу, хотя сердце стучало так, что даже он наверняка слышал.

Он еще немного посмотрел на меня, пытаясь перехватить мой взгляд. Потом перевернулся на бок, приподнялся на локте. Вытянул руку, нежно провел тыльной стороной ладони по моему лицу от скулы до подбородка – меня пробрала дрожь.

– Дарси, – произнес он. Потом тряхнул головой. – Я правда не могу поверить, что тебя так зовут.

– Да что в этом такого?

– Просто… – Он умолк. – Так, ничего. Тебе подходит. Я теперь, услышав это имя, всегда буду думать о тебе.

– А ты первый Расселл среди моих знакомых. До сих пор ни одного не было.

– Все, как правило, вспоминают этого пацана из мультфильма «Вверх».

– Классный пацан! Отличный представитель Расселлов. Ты им должен гордиться.

Он усмехнулся, потом мы опять замолчали, но молчание перестало быть уютным – в нем потрескивало напряжение, мы будто балансировали на грани. Я понимала: один шажок – и мы сорвемся с края. Как бывает, когда выстроенные костяшки домино вот-вот посыпятся каскадом.

Я набралась храбрости и сделала то, что хотела сделать с того момента, как увидела его склонившимся над любимой книгой на автовокзале: вытянула руку и провела ладонью по его волосам, запустив пальцы в кудряшки.

Расселл перехватил мою руку, пальцы наши переплелись, и, хотя его ладонь была гораздо больше, я заметила, что наши руки прекрасно подходят одна к другой и моей очень хорошо в его.

Он поиграл моими фестивальными браслетами, поцеловал наружную сторону запястья. От этого по телу прошла дрожь – до самых носков. Потом Расселл повернул мою ладонь и стал водить по ней указательным пальцем с внутренней стороны, медленно выписывая спирали, ленивые восьмерки – от этого дыхание у меня учащалось. Все было просто невероятно, и ведь я это знала заранее. Мы еще даже не целовались, но я уже была на грани взрыва.

Он медленно начертил двумя пальцами круг на моей ладони, потом нагнулся, запечатлел в круге поцелуй, провел губами до внутренней стороны запястья.

Я раньше никогда особо не задумывалась об этой части собственной руки. Кэти на свой восемнадцатый день рождения сделала там татуировку, в процессе она плакала, не переставая, а потом татуировщик ей сказал, что она выбрала страшно неудобное место для первой татухи – на внутренней стороне запястья полно нервных окончаний.

Теперь я и сама это почувствовала. Пока мягкие губы Расселла легко скользили по моей коже, все мои ощущения вдруг страшно обострились, как будто в теле пробудились прежде спавшие нервы. Он поцеловал внутреннюю сторону моего запястья, и я ахнула, почувствовав прикосновение его языка и едва ощутимое – зубов.

Расселл поднял голову и еще раз поцеловал мою ладонь изнутри, снаружи, как будто у нас впереди был бесконечный запас времени – и как будто он прекрасно понимал, что нужно делать.

Снова провел пальцем по моей щеке, посмотрел на меня, будто запоминая мой облик.

– Привет.

– Привет, – откликнулась я, слегка задыхаясь, отчетливо сознавая, что еще несколько секунд – и я не выдержу и поцелую его. Не хватит у меня сил сдерживаться.

На несколько мгновений мы зависли в невесомости, предвкушение нарастало, растягивалось – а потом Расселл наклонился, мы оба закрыли глаза, и он меня поцеловал.

Я потянулась вверх ответить на поцелуй, сперва губы лишь соприкоснулись, а потом мы одновременно вдохнули и начали целоваться по-настоящему.

Получалось у него отлично, а вместе у нас – очень естественно, мы сразу поймали общий ритм, наше дыхание синхронизировалось, а губы подстроились друг к другу с той же легкостью, что и руки.

Расселл поднял мою руку – которую не отпускал все это время, – положил на траву у меня над головой, провел кончиками пальцев от ладони до плеча, не прерывая поцелуя. И это было здорово, потому что мне не хотелось прерываться. Целовались мы будто волнами – сперва стремительно, бездыханно, потом медленнее, вслушиваясь, не торопясь. А потом Расселл прерывисто выдыхал или слегка прикусывал мне нижнюю губу – а я только этого и ждала, чтобы снова ускориться. Я обхватила его руками, запустила пальцы ему в волосы, пытаясь притянуть еще ближе.

Губы Расселла скользнули ниже, к шее. Он начал во впадинке между ключицами, в небольшой выемке, потом медленно двинулся вверх, остановился у самого подбородка – я слышала, как там бешено бьется пульс. Расселл придвинулся еще ближе, просунул ногу между моими ногами, и мы продолжили целоваться, теперь стремительнее, как будто ни ему, ни мне было не по силам оторваться даже на полсекунды.

Не знаю, сколько прошло времени. Я жила мгновением – искусственная трава, щекочущая голые ноги, наши губы, дыхание, стук его сердца