Записки для Пелле - Марлис Слегерс
– Что?!.. К-к-как?!.. – Мне хотелось развернуться и убежать, но нужно было понять, как всё это возможно. – Кто вы такой?!
Старик погладил лежащую в кресле кошку, словно ища у неё поддержки. Она чуть повернула голову и подставила ему живот.
– Я твой дедушка.
Его слова заполнили комнату. Я ошалело таращился на фотографии, и только теперь до меня дошло, что все изображённые на них люди были моими родными. Книги в шкафу, женщина на портрете – части моей истории. Я ахнул, к горлу подкатила тошнота.
Старик смотрел на меня неуверенно, едва ли не со страхом.
– Это невозможно. – Я замотал головой. – Мой дедушка умер.
– А! – с пониманием отозвался старик. – Что ж…
Шаркая, он подошёл к дивану, сел и указал на место рядом с собой.
– Садись, если хочешь. Или не садись. Дело твоё. Я… я никогда не думал, что этот день наступит. Но ты здесь. Как жаль, что я плохо тебя вижу! Я понял, что это ты, когда ты пришёл за шкатулкой. Хорошо, что я не выбросил её после стольких лет. Этот дом. Твоя бабушка уехала отсюда, когда я. – Он перешёл на шёпот.
Ноги у меня стали как резиновые, и я опустился на другую половину дивана.
– Я ещё удивился, откуда… откуда вы знали, что шкатулка деревянная. Я ведь этого не говорил. А вы сказали, прежде чем захлопнуть дверь. Мне только потом в голову пришло, что вам это не должно быть известно.
Старик улыбнулся.
– Давай на «ты». Об этой шкатулке больше никто не знал. А твоему отцу, видимо, было известно, что в наследство от твоей бабушки мне достались некоторые вещи, шкатулка в том числе. Я так часто собирался её выбросить, но никак не мог. В этой шкатулке твой папа хранил свои сокровища. Разные красивые штучки.
– А те рисунки. Они его?
Старик – назвать его дедушкой у меня язык не поворачивался – пожал плечами.
– Не знаю. Твой папа не так уж любил рисовать. В отличие от меня. – Он указал на стену. – Я нарисовал всё, что ты здесь видишь.
Я взглянул на картины с изображениями церквей, цветущих полей, людей. Старик был хорошим художником, сразу видно. Вот только у меня никак не получалось осознать, что он был моим дедом и что он жив. Он ведь умер. А если не умер, может, жив и папа?
От этой мысли кружилась голова.
– Можно тебя кое о чём попросить? – Старик прокашлялся. – Ты не мог бы сесть поближе?
– Зачем?
– Я плохо вижу. Вблизи я смогу рассмотреть твоё лицо. У тебя его голос. Так он звучал, когда ему было столько лет, сколько тебе.
Я неловко пододвинулся к нему. Он медленно наклонился и, прищурившись, принялся изучать моё лицо. Пристально вглядывался в него, будто искал переулок на карте.
Смущённый, я отвёл взгляд. Хотел бы я быть невидимкой! Пусть у старика и плохо со зрением, редко когда я чувствовал себя настолько видимым.
Прошла вечность – а может, несколько минут, – и он с улыбкой выпрямился. Я быстренько отсел подальше.
– Ты очень на него похож. Выразительные черты лица. И волосы, даже цвет, – в точности, как я помню. – Его лицо затуманилось. – Хотя, конечно, я очень давно его не видел. От чего он умер?
– Заболел, – пробормотал я. – Его убил точи… Рак.
На мутных глазах выступили слезы.
– Как твою бабушку… – прошептал он. – Я знал, что он умер. Мне рассказали. Только не знал, от чего и как. Спросить у твоей мамы я не решился. Был уверен, что ей очень тяжело, и не хотел расстраивать её ещё больше. Когда мне сообщили о его смерти, я собирался к вам зайти. Но, дойдя до вашего дома, побоялся. У вас было много гостей. И ты выходил ненадолго. Я спрятался за деревом и… и ушёл домой. Мне нечего было там делать. Если бы он хотел со мной увидеться, он бы это сделал. Оставалось лишь надеяться, что когда-нибудь ты или Лисбет всё-таки навестите меня.
Вдруг я вспомнил. В тот день, когда мы прощались с папой, за деревом маячила чья-то фигура.
Я взглянул на портрет женщины. Теперь я понял, откуда её знаю. Папа был на неё похож. А значит, и я тоже.
– Это бабушка в молодости! – воскликнул я.
– Да. Я её бросил. Я… я сбился с пути. А потом всё разрушил, – сказал он, вместе со мной разглядывая картину. – Иногда люди совершают большие, непоправимые ошибки.
Покрытой взбухшими венами рукой он вытер щеку. Его нижние веки были слегка обвисшими, как у бульдога.
– Твой папа так мне этого и не простил. Он не желал меня больше видеть. Ты тогда только родился. И тебя, моего внука, я тоже больше не видел.
– Он сказал, что ты умер.
Старик кивнул.
– Я и умер, для него. И для твоей бабушки.
Он снова поднял глаза на картину, которую подсвечивал большой светильник. Мой взгляд тоже сам собой вернулся к ней, будто она была центром притяжения этой комнаты. Не смотреть на неё я не мог.
– Я был дурак. Избавился от лучшего, что имел в жизни, как от старых ботинок. От моей семьи, моей прекрасной, любимой жены. Я жаждал свободы и влюбился в другую. Твоя бабушка ушла из этого дома, взяв с собой только пару чемоданов с одеждой. И больше не вернулась. Ко мне переехала та, другая, и её дети. Это стало самой большой ошибкой в моей жизни. То, что я бросил твою бабушку.
Он умолк. Повисла тишина, почти осязаемая. Продолжил он лишь через несколько минут.
– Спустя четыре года я остался один. Марлен и её сыновья. Всё вышло не так, как я себе представлял. Она оказалась вполне приятной женщиной, но совсем не такой яркой, красивой и исключительной, как твоя бабушка. Мы не были счастливы вместе и в конце концов разошлись. Только связавшись с Марлен, я понял, какая редкая женщина твоя бабушка. И сколько боли я причинил ей и твоему папе. После Марлен у меня больше никого не было. Мы с твоей бабушкой подходили
