Родной дом - Нина Александровна Емельянова
Витьке вдруг представилась темная, пустая изба; в отворенную дверь течет с улицы белая холодная струя, мигает на печи огонек коптилки, а мамка входит с охапкой дров и спрашивает:
«Не замерзли еще, ребятенки?»
Лицо у нее худое, скулы обтянулись, черные тени лежат у глаз. Она вздыхает, развязывая платок, и Васятка с Катей бегут подтапливать печурку…
— А где же теперь Васятка? — спросила тетя Лиза…
— Вася в ФЗО учился, нынче работает в Томске на заводе. Мы по нему сильно скучаем…
Васятку Витька считал старшим братом; мать всегда звала его «сынок», а Васятка называл ее матерью. На самом же деле Васятка был сыном мамкиной сестры, тетки Любы. На второй месяц войны погиб дядя Иван, Васяткин отец. В деревне говорили: «Первая похоронная пришла к Любе». Сама она все болела, и однажды мать привела в избу Васятку и сказала: «Вот нам еще сынок. Померла Люба», — и заплакала. Витька не раз слыхал об этом.
— … За войну я досыта никогда не спала. Даже когда пойду косить, облокочусь на черен и отдыхаю стоя: после колхозного сена ведь и на свою корову надо накосить! Постою, подремлю — и пошел дальше!
— Вы, дядя Алексей, наверное, не знаете, что такое «черен»? — стремясь принять участие в разговоре, спросил Витька. — Это деревянная стойка у косы.
— Представь себе — знаю! — ответил дядя, хитро прищуривая глаз и взглядывая на Витьку. — Мы в Москве и не то еще знаем!
Сестра Катя, сдержанная в отца, с темными завитками еще мокрых после бани волос, скромно сидела около матери с маленьким Андрейкой на коленях. Она знала, что надо угощать гостей, но не решалась заменить мать и тихонько тронула ее за руку.
— Кушайте, кушайте! — спохватилась мать й стала подкладывать куски пирога на тарелки гостям, тыльной стороной руки утирая слезы.
Они катились по ее розовому после бани, милому лицу, каким его всегда видел Виктор, но лицо матери, возникшее сейчас в его памяти, было милее. «Эх, мамка ты, мамка моя!» — ласково подумал он.
— А, да будет тебе! — строго остановил ее отец. — Пора забыть горе.
— Разве его забудешь, когда напоминают! — сказала тетя Лиза.
И Витька сразу ее понял.
— То, что наш народ испытал, нам забывать нельзя, — сказал дядя.
И они с отцом заговорили, сколько же надо было солдатского труда, чтобы разбить ненавистную всему живому силу фашизма.
— А помнишь, брат, как мы с тобой через Вислу переправлялись? — спросил отец.
— На пароме-то? Как не помнить! — ответил дядя Алексей, и Витька увидел; что спокойные глаза его ожили, сверкнули: — Как-кая ночь была!..
Вот оно! Начинался долгожданный разговор, которого так ждал Витька… И сразу перед ним возникла картина: темная ночь над широкой рекой Вислой, другой берег не видать, лишь где-то далеко в стороне полыхают пожары. Наши отчалили от песчаной полосы, кусты ивняка отошли назад; на пароме, орудия, машины, повозки, бойцы… И отец с дядей…
— А какой был паром? — с волнением спросил Витька.
Дядя обернулся к нему:
— Паром этот из железных понтонов составляется. Понтоны, Витя, вроде как лодки большие.
…И в темной этой ночи не видно, а только слышно, как с воем проносится вдоль реки вражеский самолет — ищет переправу и сбрасывает бомбы одну за другой; бомбы рвутся внизу часто-часто, и, когда попадет на мелкое место, вздымаются и отсвечивают в огне взрывов водяные столбы. Угодит такая в паром — и пропал! А наши все равно переправляются. Вот и он, Витька, стоял бы на том понтоне, сжимал бы автомат в руках и зорко всматривался вперед.
— ….хорошо, что успел на том берегу окопчик вырыть, — продолжал отец. — Хоть согнувшись в три погибели, да укрывался. Слышу — тр-р-ах!. - совсем рядом разорвалась, осколки так и брызнули, точно ветер надо мной просвистел… Спасла мать-земля, спасибо ей. А потом пошли наступать — и пошли, и пошли!
— Мину сразу отличишь по взрыву, — заметил дядя. А Витька-то думал, что все снаряды одинаково рвутся; нет, — оказывается, мина рвется так, будто большое — сухое дерево разом переломят. Это он ребятам непременно расскажет.
Полураскрыв рот, он жадно слушал, иногда быстро взглядывая на мать. Глаза ее как будто следили за тем, что появлялось перед нею: вот они налились слезами, вот в них мелькнула тревога, страх… И Витька понял, что мать, как и он, видит то, о чем вспоминают сейчас отец и дядя. Федюшка — тот сидит безмятежно, вытаращив глаза…
Витька не, раз спрашивал у отца, как они воевали и побороли фашистов. Но в обычное время от отца не добьешься, чтобы он рассказал что-нибудь о войне. «Страшно было, папка?» — спросит Витька. «Во время боя, сынок, всегда страшно». — «А самым смелым как?» — «Тоже так. Им тоже страшно. Только которые опасности еще не понимают, тем вроде кажется, что не страшно…» Нет, видно, бойся не бойся, а если человек знает, за что он в бой идет, то он и страх в себе переборет!
— Я помню, Алеша, когда мы выехали из Познани, заезжали в госпиталь и поотстали немного от своей колонны. Идет поляк, я его и спрашиваю, чтобы проверить себя: «Как ехать на Берлин?» А он показывает перед собой: «Берлин — просто!» По-ихнему «просто» — это значит «прямо». А по-русски выходит, будто до Берлина дойти уже просто. Какое там «просто» — сколько в последних боях полегло товарищей! Знаешь, Алеша, и наши деревенские там были. Да вот мы с тобой сегодня, не доезжая Маркелова, встретили человека, останавливались. Я еще спросил его: «Неужели в район пешком идешь?» А он ответил, что на попутной подъедет.
-‘ Как же, помню, — ответил дядя Алексей. — Невысокий такой, сумрачный.
— Так вот, этот Николай Ломов при взятии Познани первый — и под каким обстрелом, ведь голову поднять нельзя было! — вылез на кирпичную стену цитадели и укрепил там красный флаг. Как мы все тогда бросились вперед…
Ага! Вот он, отцовский-то орден Славы!
— А сейчас-то Ломов… — начала мать.
— А что сейчас? — спросил дядя Алексей.
— Ладно, Алеша, об этом потом поговорим, — сказал отец. — Расскажи теперь о себе.
И дядя стал рассказывать, на каких стройках он работал после демобилизации. Интереснее всего оказалось, что на Украине он восстанавливал электростанцию, которую ему же самому пришлось взрывать при подходе немцев.
— А как вы взрывали, дядя Алексей? — перебил Витька. Ему ясно представилось: в ночной
