Наследник богов - Нира Страусс
Луна. Выходит, уже стемнело.
«Она сказала, что вчерашняя ночь станет для меня последней…»
Найла двинулась вдоль известковой стены, отчаянно ощупывая ее в поисках хоть какого-нибудь намека на потайную дверцу, и не сразу поняла, что очередной шаг прозвучал не так, как прежние. Бросив взгляд под ноги, она увидела квадратный деревянный люк. Сердце замерло, а пальцы уже царапали щель, силясь подцепить крышку, но тщетно. Слишком плотно пригнана и потянуть не за что, значит, открывается с обратной стороны.
Она саданула кулаком по крышке и выругалась про себя – теперь еще и костяшки болят.
Внезапно камеру залил яркий движущийся свет. Он проник по очереди в каждое из четырех окон, словно прожектором освещая камеру снаружи по кругу, а потом до Найлы донесся пронзительный леденящий душу крик. Который она уже слышала однажды.
– Не может быть, – прошептала она, вертясь, словно безумная, по камере за этим светом и пытаясь по мелькающим в окнах фрагментам восстановить сияющее за стенами целое.
Сияло оно ярче полной луны и оставляло за собой мерцающую россыпь серебристых крапинок, напоминающих блестки… А потом вдруг погасло. Свет померк, вновь погружая все в еще более густую тьму. Секунду спустя над головой Найлы раздался гогот и что-то бухнулось ей в руки. Отшатнувшись в испуге, она отпихнула от себя небольшой мягкий комок. Который возмущенно загоготал в ответ.
– Чафу?! – выдавила Найла, вжимаясь в стену.
Снова гогот. Она потерла глаза, не веря, но ей действительно кинулся в ноги маленький облезлый гусь – только вместо того, чтобы ущипнуть, как он делал сколько Найла себя помнила, ласково прильнул вылинявшей головой к коленям.
– С ума сойти, это ты. – Найла сползла по стене, усаживаясь на корточки и разглядывая его вблизи. – Последний раз я тебя видела в гостинице…
Она не стала добавлять, что с тех пор ни разу о нем не вспомнила. Как-то это бессердечно, и потом, кто его знает, может, он понимает ее слова. Тогда ясно, почему он за ней гонялся годами: добрых слов для лапчатого питомца Феми у Найлы не находилось никогда.
В последний раз потершись клювом о ее ногу, Чафу неуклюже скакнул к противоположной стене. Опешившая Найла уже хотела последовать за ним, но оттуда вдруг ударил тот же яркий свет, что недавно лупил в окна. Не успела она уткнуться лицом в ладони, спасая горящую сетчатку, как ее обдало ветром и прижало обратно к стене.
Через несколько секунд свет и ветер исчезли, однако все волоски на теле Найлы по-прежнему стояли дыбом.
Отняв ладони от лица, она посмотрела туда, куда ускакал Чафу. И, увидев тень размером куда больше ее собственной – больше самой этой камеры, кажется, – закричала. На пол опустилось мерцающее серебристое облако, окутывая крылья птицы, великолепнее которой Найла еще не видела. Птица прятала голову под крылом, словно чистила перья, а когда вытащила – очень знакомым движением, – на Найлу воззрились два прекраснейших глаза, вселяющих трепет.
Клюв удлинился сантиметров на тридцать и заострился, будто лезвие ножа. Перья на округлой голове переливались пурпуром, а на шее переходили в серый, укрывая серебром все тело, кроме грудки – белой, словно снег, без единого пятнышка или отметины. Длинные ноги, стройнее и изящнее журавлиных, впивались в камни пола восемью огромными смертоносными желтыми когтями.
Ноги шагнули вперед, грозный клюв оказался у самого лица Найлы, и она машинально попятилась:
– Погоди, стой! Потише!
Птица, как ни поразительно, повиновалась, заставив Найлу усомниться, что это и вправду Чафу. Но как тут отрицать? Он преобразился у нее на глазах, не таясь… Воспринимать его по привычке вредным лапчатым увальнем уже не получится, она только оскорбит сама себя и свой рассудок.
Преображенный Чафу позволил ей приблизиться и осторожно почесать перья на шее, оказавшиеся нежнее шелка. Ростом он был теперь намного выше Найлы и едва помещался в этой тесной клетушке.
– Спасибо, что прилетел, Чафу, – прошептала Найла, искренне тронутая. – А если ты еще и люки умеешь открывать, цены тебе не будет.
«Я умею кое-что получше», – отозвался в голове тот самый гулкий голос, который велел ей дышать.
Не дожидаясь реакции, красавец оттолкнул Найлу клювом и с силой захлопал крыльями. Поднимая сильнейший ветер, он взмыл вверх и в каких-нибудь два взмаха оказался под самым сводом, а потом, описав идеальную дугу, словно прыгун с вышки, устремился к стене. Найла едва не вскрикнула, испугавшись, что он разобьется, но тот в сполохе света вновь превратился в маленького Чафу, который легко уместился в оконном проеме.
И гоготнул оттуда пару раз.
– Чафу, ты… Ты разговариваешь? – упрекнула его Найла. – Это значит…
Чафу нетерпеливо ринулся вниз и, преобразившись на лету, спикировал прямо к ней. Огромные когти, не давая опомниться, обхватили руку у самого плеча, и ступни Найлы оторвались от каменных плит. Она успела только уцепиться в испуге за кожистую стройную ногу свободной рукой.
Он поднял ее к одному из окон, оказавшемуся вблизи чуть шире, чем представлялось снизу.
«Выбраться отсюда можно только так, дуреха. И называй меня моим истинным именем – Бенну».
Найла запрокинула голову, но увидела только раздувающиеся перья.
Он сказал «Бенну»?
Бенну, священная птица?
Это же… Это…
Это логично. По преданиям, Бенну сотворил себя из пепла священного древа в Солнечном храме Ра. Том самом храме, который столетиями оберегала Феми как богиня-хранительница. Том самом храме, который все это время располагался под их домом.
А значит, Феми не подбирала Чафу гусенком, которого из-за невероятного уродства бросила собственная мать-гусыня. Еще одна выдумка.
«Мы с Уаджит подружились, когда наши судьбы пересеклись, а потом она решила поселиться с вами и я принял обличье обыкновенной речной птицы… Бог Геб принял меня за простого расула – какое невежество! А теперь, будь добра, сделай честь своему прозвищу, маленькая тюбан, и полезай».
Найла, вздохнув, велела мыслям утихнуть. Все это она обдумает позже. Года через два, может, когда наберется сил уложить все это в голове.
– Придется снова стать той девчонкой, которая послушно лезла в любую дыру…
Проем шириной около сорока сантиметров. И около тридцати в высоту. Зато глубина изрядная, с первого взгляда понятно. Толщина известняковой стены здесь около полутора метров, может, даже чуть больше, а значит, она в какой-то момент окажется в этой кишке целиком, прежде чем пролезет насквозь.
Ничего, благодаря отцу она с малых лет и не такое проворачивала. Ну и, если застрянет, Бенну ее выдернет за ноги… Наверное.
Сунув для начала одну руку в проем, она нащупала в камне подходящую щель, чтобы зацепиться. Потом свесила ноги вдоль стены, убеждаясь, что держится.
– Все, можешь отпускать.
Когти разжались, и Найла сунула освободившуюся вторую руку, нащупывая, за что еще ухватиться и подтянуться, чтобы…
Бенну избавил ее от лишних трудов, упершись крепким лбом ей в зад и резко подкинув. Найла рыбкой влетела в отверстие на полкорпуса, радуясь, что заранее вытянула руки, иначе застряла бы намертво.
– Супер, дальше я сама! – крикнула она, не зная, благодарить за помощь или проклинать.
Ползти по-пластунски не составило труда: каменные блоки оказались отлично отполированы. Вскоре она уже обхватывала пальцами край противоположного прямоугольного проема и, преодолев последний отрезок тоннеля, высовывала голову и плечи наружу, всей грудью вдыхая прогретый воздух. А потом глянула вниз, прикидывая, удастся ли спрыгнуть из окна этой непонятной темницы, в которую ее заточил Сет.
Сердце чуть не выскочило из груди.
До земли оказалось так далеко, что поверхность расплывалась невнятными темными пятнами. Еще непонятнее было
