На войне как на войне - Вера Кузьминична Васильева

На войне как на войне

Война ворвалась в дом, как иногда окно

Само собой раскроется со стуком,

Наполнит дом дыханьем и испугом,

Сомнет гардин тугое полотно.

Как ливень на запыленном стекле

Чертит порой подобье светлых молний,

Так дух войны сухой тревогой полнит

Последний день почти что детских лет.

П. Винтман

Васильева В.К. (наследники), 2025

Быстрицкая Э.А. (наследники), 2025

Иванова Л.И. (наследники), 2025

Никулин Ю.В. (наследники), 2025

Матвеев Е.С. (наследники), 2025

Шумилин А.И. (наследники), 2025

Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2025

Евгений Халдей / РИА Новости

Всеволод Тарасевич / РИА Новости

От редакции

«Сороковые – роковые» – для рожденных после Великой Отечественной войны эти строки замечательного поэта Юрия Левитанского звучат абстрактно. А вот для представителей предвоенных поколений имеют особый смысл, ибо роковые годы выпали на их детство и юность и разделили всю их жизнь на «до» и «после». Смертью близких, ужасами блокады, похоронками, яростными атаками сквозь промерзшие поля и плюющиеся смертью доты, горящими селами, горечью отступлений и радостью побед запомнились миллионам советских людей эти четыре года. Много о них написано, много рассказано, много утаено. Часто прошедшие войну щадили близких или сами не хотели снова переживать тот ужас, а потому не рассказывали нам, родившимся позже, как это было. Да и те, кто рассказывал, редко говорили о боли, горечи, страхе, чаще вспоминали удачи, затишья, счастье идти по освобожденной земле, нежность военных встреч и разлук.

Конечно, эта война для нас всех не абстракция, нечто личное, объединяющее общей болью и гордостью, ибо «она такой вдавила след и стольких наземь положила» – в каждой семье, в каждом доме есть свой герой, своя беда, своя история, связанная с ней.

Но время неумолимо, жизнь идет своим чередом, меняется мир, начинаются и заканчиваются новые войны, возникают и рушатся государства, снова и снова сильные мира сего грозят во имя своих амбиций уничтожить все. И Великая Отечественная постепенно отдаляется от нас, уходят ветераны и труженики тыла, ее ужасы, варварство, преступления заслоняются современными, не менее мерзкими и страшными. И, погружаясь в хаос нынешних тревог, мы подчас забываем, насколько длинные тени у старых грехов, живучи чудовищные теории и стереотипы, насколько глубоко дьявол может овладеть сознанием людей, не думаем о том, что многие из бед сегодняшних выросли из невычищенных ран и недобитых чудовищ той войны.

Чтобы изжить все это, очень важно, насущно необходимо ПОМНИТЬ и не забывать никогда уроки восьмидесятилетней давности. И значит, пока не поздно, надо бережно сохранить, надо рассказать все, что помнят те, чье детство и юность опалила, изломала, сожгла в своем огне Великая Отечественная война.

В этой книге собраны воспоминания людей, переживших ее. Потом, уже после Победы, они стали знаменитыми актерами, писателями, художниками. А тогда – в 1941‐м – были просто девчонками и мальчишками, чей привычный мир в одночасье разбился вдребезги. Кто-то из них вспоминает эвакуацию или ужасы московской осени 1941‐го, когда враг стоял у самой столицы, другие рассказывают о том, что пережили в оккупации, третьи – об учебе и службе на передовой, об окопном быте. И в каждом из этих рассказов смешаны боль и радость, ужас и счастье, горечь и гордость. В каждом звучит проклятье войне и убежденность в том, что подобное не должно повторяться.

Часть 1

В их юность ворвалась война

Людмила Иванова

«В войну я очень повзрослела»

22 июня у меня день рождения. Я помню, был жаркий день на даче в Лосиноостровской. Тогда любили выносить патефоны в сады, чтобы они играли для всех, на всю улицу. Мой дядя, младший мамин брат, который был в Севморпути радистом, всю жизнь с малых лет занимался приемниками, собирал их в спичечном коробке – знаете, есть такие любители. У него был приемник, и когда бабушка уходила из дома, он его вытаскивал в сад и включал на полную громкость. Так-то она ему не разрешала, а тут он был совершенно счастлив – на всю улицу играла музыка.

И вот, помню, где-то звучат мелодии – может быть, «Катюша», может, «Люба-Люба-Любушка» или «Эх, Андрюша, нам ли быть в печали»… И мы обсуждаем, кого из девочек пригласить на мой день рождения, – ну, чтобы никто не обиделся, и получалось, что много, мы спорили, кого пригласить, кого нет. А потом мы с мамой пошли за конфетами на станцию, магазин был на станции. Мы перешли через мост и вдруг увидели на платформе, где висел репродуктор, толпу народа, которая молчала. Меня это поразило, потому что все молчали, и какой-то мужской голос по репродуктору что-то говорил. Мы, конечно, сразу с мамой подошли, и я услышала какие-то очень строгие слова: «Без объявления войны…», «Напали…», «Перешли границу…». Я посмотрела на маму, а у мамы текли слезы по щекам. Еще какая-то женщина рядом всхлипнула и сказала: «Война…» Мама была такая испуганная, а я сразу подумала: «Это что же, у меня дня рождения не будет? А как же я Наташу не приглашу, она же меня приглашала, и Нину тоже… А что я знаю о войне, что такое война?» Я начала вспоминать, что у нас весной были какие-то учебные тревоги в доме. Объявляли это по всему дому, и управдом говорил, что, если вы выйдете во двор, вас могут положить на носилки и унести в медпункт – не пугайтесь, это учебная тревога. И тех, кто выходил, быстро хватали, если они не успевали убежать, клали на носилки и несли перевязывать. Противогазы даже раздали. Вот это была война для меня. И потом я вспомнила, что испанские дети без мам и пап приехали в Советский Союз, и подумала: а вдруг и нас куда-то повезут без мам и пап? И спросила маму: «А конфеты мы не пойдем покупать?» Она меня дернула за руку и сказала: «Какие конфеты? Война началась!» И мы пошли домой.

У меня была учительница русского языка, наш классный руководитель, Галина Александровна Половинкина. Я училась у нее с пятого