Семь эпох Анатолия Александрова - Александр Анатольевич Цыганов

С «будённовцем»-то взаимопонимание было вполне на уровне, но уж больно много разных интересов в Средмаше и вокруг него присутствовало. И не столько внутренних интересов – а такие люди, как первый замминистра Николай Семёнов или начальник Четвёртого главного управления Александр Зверев, простыми и гладкими отнюдь не были, – сколько внешних, привходящих. В которых с конца 1947 года тоже приходилось вращаться как участнику, а после смерти Курчатова и председателю НТС. Уж такая должность здесь у директора ИАЭ как главного научного центра отрасли.

Стиль руководства Александрова оставался прежним, несмотря на годы, что воришками юркали за плечами. Он всё так же следил за всеми деталями экспериментов и конструкторских разработок, внимательно изучал каждый чертёж и каждый узел. И, как вспоминали позднее его ученики-реакторщики, «не согласовывал ни одного чертежа, пока мы досконально не изучили конструкцию и могли ответить на любой его вопрос. Чертежи раскладывались на полу в его кабинете, он опускался на колени (мы, естественно, тоже), и начиналось: «А это что? А это зачем?» – и так, пока не объяснишь все детали». [128, с. 153–154]

А.П. Александров, Ю.Б. Харитон и Е.П. Славский в музее

И.В. Kypчатовa. Из семейного архива П.А. Александрова

Не подписывал никаких документов без тщательного изучения и если нужно – редактирования. Как-то ответил то ли нетерпеливому Виктору Сидоренко, то ли кому-то ещё, просившему побыстрее поставить подпись под неким требованием – мол, вашу подпись и так уважают-принимают: «Потому и уважают, что всегда всё проверяю». А поскольку в любую свободную минуту стремился следить за научными публикациями, то и поражал молодых сотрудников – старые-то уже привыкли – превосходной эрудицией в области химии теплоносителей, коррозионной стойкости металлов и прочих, напрямую с физикой не связанных вопросах.

Считал – и настраивал подчинённых, – что живое дело при желании пробьёт себе дорогу. Потому докладные записки и письма, что самотёком поступали в секретариат, могли вечно лежать среди большой кипы бумаг на столе. Но если «податель сего» не ограничивался эпистолярикой, а лично добивался приёма и разговора, то внимание учёного и директора ему оказывалось самое деловитое. Те же ранее поданные бумаги внимательно читались, аргументы проверялись, чертежи смотрелись, споры велись. И в конце всего решения принимались.

Академики поздравляют А.П. Александров с 80-летием.

Из семейного архива П.А. Александрова

А если с ними, с этими решениями, надо было обращаться выше – уже академик Александров обращался выше. За его подписью уходили письма в институты и на заводы, в министерства и обкомы, в правительство и ЦК.

Но вот тут подчас бывало достаточно сложно. Вроде бы и уважаем властями, и обласкан. На 70‐летие дали третью звезду Героя Социалистического Труда. А на следующий юбилей, 80‐летний, – орден Ленина. И кто только не поздравлял. И сам участвовал в торжественных мероприятиях – как без этого?

Пусть Анатолий Петрович не пользовался спецраспределителями, но он был к ним прикреплён. То есть по негласной, но очень жёстко соблюдаемой табели о рангах советской номенклатуры входил в состав высшей государственной элиты. Пожалуй, на уровне тайного советника – третий класс царской Табели о рангах. На важные совещания приглашают, которые даже не по профилю, – как в 1969 году на разговор Брежнева и военных с Янгелем и Челомеем о выборе концепции размещения межконтинентальных стратегических ракет.

И лично генеральный секретарь на своей машине катает, такие виражи по дорогам Крыма закладывая на скорости, что невольно мысль о неминуемом сиротстве детей-внуков закрадывается.

Торжественное заседание по поводу юбилея Института атомной энергии имени И.В. Курчатова.

Из семейного архива П.А. Александрова

Но… Но в России после Сталина партийная номенклатура взяла руками Хрущёва полную власть и подмяла под себя советскую и хозяйственную элиты. Покорила их, вернее говоря. Нивелировав попытку самого Иосифа Виссарионовича под конец жизни построить всё же полноценное «светское» государство, управляемое профессионалами, сделав партию всего лишь идеологическим придатком власти.

Притом Хрущёв сумел с сакрального уровня Ленина – Сталина низвести властителя до уровня шута горохового, анекдоты о котором рассказывали даже дошколята.

Потом Хрущёва сверг Брежнев, но главное было сделано руками того же Хрущёва – партноменклатура была выведена из-под надзора госбезопасности и правоохранительных органов.

Стало можно всё.

И к власти Брежнев пришёл уже не просто как сменщик раздражавшего всех Никиты, а как ставленник партийного аппарата. И введение в «его» Конституцию 1977 года статьи о КПСС как руководящей и направляющей силы советского общества и ядра его политической системы не было неуклюжим пропагандистским манёвром, когда всё уже сыпалось. Это была открытая заявка партноменклатуры на легализацию своего единовластно правящего положения. Если угодно, диктатуры номенклатурной.

Л.И. Брежнев на награждает А.П. Александрова орденом Ленина 10 февраля 1978 г. Фото С.М. Гурария.

Из семейного архива П.А. Александрова

Это как боярство или высшее дворянство при царе – каждый отдельно перед монархом стелется, но как класс именно они понуждают того исполнять их общую волю. А нет – так и апоплексический удар табакеркой в висок случиться может…

Вот на таком фундаменте и строились, собственно, отношения между властью как таковой и вполне уважаемым ею академиком Александровым. Генеральный секретарь мог катать его не на машине, а хоть на горбу – реальной власти это было безразлично. Реальная власть с одинаково лёгким презрением смотрела и на академиков, и на генсеков. И потому требовала и получала доклады, записки, обоснования и расчёты, но решения принимала сугубо свои. Двигалась по собственному курсу неотвратимо, как асфальтовый каток. Пусть наверху сидит и приветливо машет тебе рукою улыбчивый и где-то даже добрый человек с мохнатыми бровями, но бесполезно и безнадёжно вставать на пути у этого агрегата…

Глава 5

Академическая вершина, академическая рутина

Заседания президиума Академии наук – в известном смысле вещь рутинная.

По вторникам утром начинают заворачивать с Ленинского проспекта в проезд между двумя каменными пилонами с невесть кого изображающими классическими статуями и с разделённой надвое надписью «Академия… наук СССР» чёрные и бежевые «Волги». Подъезжают к ступенькам главного здания усадьбы знаменитого Алехана, победителя турок графа А.Г. Орлова-Чесменского. Выходят из машин солидные, как правило, в возрасте, а иные и совсем старенькие люди.

Ещё в пятидесятых годах среди них нередко попадались такие, какими учёных принято изображать в фильмах, на рисунках и карикатурах: сухонькие старички в очочках, с седыми бородками клинышком и в академических ермолках. Но к семидесятым такие как-то повывелись – академический