Калиакрия (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин
– Саит, бездельник, я покажу тебе сейчас, как давать глупые обещания!
Слыша это, матросы смеялись:
– Эко, наш Федор Федырыч Саидку алжирского приложил! Пущай сам в своей клетке и сидит тепереча!
Первым же залпом с русского флагмана на алжирском корабле вдребезги разнесло фор-стеньгу, щепками от которой тяжело ранило Саит-Али в подбородок и в шею. Сама же фок-мачта рухнула за борт.
– Без мачты, как без штанов! – смеялись матросы, дружно накатывая пушки после отдачи.
Кожу больно щипало от пота и порохового дыма.
Тем временем, на избитой «Патроне» унесли вниз стонущего от боли Саит-Али. Потрясенный случившимся капитан «Патроны» почем за лучшее отвернуть за турецкую боевую линию.
Увидев столь быстрое бегство Саит-Али, капудан-паша был несказанно обрадован:
– Хваленый алжирец сбежал после первого же выстрела Ушак-паши, как может этот презренный трус быть в любимцах у султана! О, я расскажу падишаху, как постыдно вел себя алжирский шакал в решающий для Высокой Порты день! Теперь настал мой черед показать свою верность, и я ее покажу!
Прикрывая разбитую «Патрону», два корабля и два фрегата попытались, в свою очередь, отрезать отдалившийся от основных сил «Рождество Христово». Однако флагман Ушакова сумел не только отбиться, но и нанести врагу серьезные повреждения. Продолжал упорный бой лишь один линейный корабль под алжирским красным флагом. Однако к этому времени к «Рождеству Христову» спустились с ветра, следовавшие за ним «Александр Невский», «Иоанна Предтеча» и «Федора Стратилат». Несколько дружных залпов и упрямый алжирец, отвернул в сторону. Турки палили плохо, борта их не озарялись единым залпом, а только неравномерными вспышками.
Из донесения контр-адмирала Ушакова: «Передовые наши корабли, бывшие за мною, „Александр“, „Предтеча“ и „Фёдор Стратилат“, исполняя моё повеление, спустились от ветра, окружили передовых бегущих неприятельских кораблей и с великой живостью производили по них и вдоль всего флота беспрерывный огонь, а между тем корабль „Рождество Христово“, спустясь за корму „Фёдора Стратилата“, спешил приблизиться к бегущему в средину флота кораблю Саит-Али, дабы его не отпустить, и производил сильный огонь по оному и вдоль всего неприятельского флота, который от последующей за передовыми всей нашей линии был весьма разбит, замешен и стеснён так, что неприятельские корабли сами себя друг друга били своими выстрелами».
Вскоре боевая линия турок была разбита. Теперь каждое турецкое судно было предоставлено само себе. В суматохе и неразберихе, в непроглядном дыму, турки все чаще били не по нашим кораблям, а по своим соседям. Это еще больше увеличивало неразбериху и панику. Многие, не испытывая более судьбу, ставили все паруса и бежали.
Большинство турок к этому времени не имело уже ни мачт, ни стеньг, ни рей. Паруса тоже были расстреляны. Больше всего досталось флагманам капудан-паши и Саит-Али.
Палубы турецких кораблей были завалены трупами и умирающими от ран. На флагмане ж капудан-паши было три сотни убитых и четыре сотни раненных.
Теперь нашим оставалось лишь пожать плоды еще одной победы и добить врага. Но, увы, наступившая темнота, а затем и наступившее безветрие спасли турок от полного разгрома и пленения.
На исходе дня, в половине девятого, Ушаков был вынужден прекратить погоню и стать на якорь.
Из донесения контр-адмирала Ушакова: «Наш же флот всею линиею передовыми и задними кораблями совсем его (турецкий флот – В.Ш.) окружил и производил с такою отличной живостью жестокий огонь, что… принудил укрываться многие корабли один за другова, и флот неприятельский при начале ночной темноты был совершенно уже разбит до крайности…, а наш флот, сомкнув дистанцию, гнал и беспрерывным огнём бил его носовыми пушками… По рапортам командующих оказалось во время бою убитых на всём флоте унтер-офицеров 1, рядовых 16, раненых капитан-лейтенант Ганзер, лейтенант Головачев, штурман прапорщичьего ранга Жмухин, унтер-офицеров 2, рядовых 23, всего 28 человек…»
В полночь ветер снова задул. С «Рождества Христова» трижды ударила сигнальная пушка – сигнал сниматься с якоря и продолжать погоню.
На рассвете море оказалось пустым, было очевидно, что туркам удалось оторваться.
– Ничего страшного! – не терял присутствия духа Ушаков. – Мы следуем к Босфору и там всех беглецов перетопим! С разбитым рангоутом они не ходоки! Курс на Босфор!
В орудийных деках уставшие после боя матросы были веселы. Победа она есть победа!
– Пошел турка по шерость, да вернулся сам стриженный! – обменивались впечатлениями.
После сражения, как писал Ушаков, «…при румельских берегах, а особо при Эмене, Мисемрии, Фаросе и Сизополе, многие суда, в том числе некоторые транспортные, с хлебом, везомым в армию, загнали на берега и выстрелами при оных затопили; людей, бежавших с них, при сопротивлении во множестве побили и потопили и четыре малые судна, взяв в плен, привели ко флоту, а как оные оказались взять с собою не способны, то также затоплены; пленных людей на оных взято 14 человек; а прочие все на барказах бежали и в погоне за ними побиты и потоплены. 2-го числа сего месяца шедшая от стороны Варны большая турецкая шебека под военным флагом, хорошо вооруженная, крейсерскими ж судами и „Макроплеею“, не могучи уйтить, загнана на каменный подводный риф мыса Эмене…» Ставшая на мель щебека стала тонуть, бывшие на ней турки пытались добраться до берега, но перетонули в прибрежных бурунах. Отличился и капитан «Панагит Апотумангана» лейтенант Звороно, который преследовал, догнал и сжег большое турецкое судно.
Тем временем, корабли Ушакова поворачивала свои форштевни на Босфор, чтобы довершить разгром беглецов. Заскрипели штуртросы, и корабли легли на развороте. Внезапно вдалеке коротко бухнула пушка.
– Это еще кто к нам пожаловал? – обернулся контр-адмирал.
Со стороны Крыма на всех парусах спешила посыльная шебека «Березань».
Подойдя к борту «Рождества Христова», с шебеки прокричали:
– Имеем известие о заключении перемирия с турками и отзыве эскадры в Севастополь!
– А имеется ли у вас о том гербовая бумага? – с надеждой вопросил Ушаков, надеясь, что, если таковой не окажется, он сможет продолжить плавание.
– Бумага у меня имеется! – прокричал в ответ посыльный офицер, потрясая конвертом с сургучными печатями. – А вот и турки-переговорщики!
Из-за спины офицера опасливо выглянули два турка в здоровенных, надвинутых на лбы чалмах.
– Передайте мне письмо! И сигнал по эскадре: «Курс на Севастополь»! – хмуро сказал флаг-капитану Данилову Ушаков и удалился в свою каюту.
13 августа, находясь возле устья Дуная, он отправил донесение в Севастополь: «Минувшего июля 29-го со флотом Черноморским отправился я к Румелийским берегам и в 31-е число, нашел флот неприятельской при Калиакрии, имел с оным жестокое сражение, продолжавшееся 3 1/2 часа до самой