Корфу (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин
Ночью спрятавшиеся в виноградниках французы вместе с местными республиканцами проникли в город, напали и уничтожили наш караул. Однако поспевший батальон Багратиона переколол нападавших. Этим и закончилось сражение при Нови – одно из самых упорных и кровавых сражений той кампании.
Историки оценили потери при Нови следующим образом: австрийцы – пять тысяч, наши – две тысячи, французы – более десяти тысяч. В качестве трофеев победителям досталась вся французская артиллерия – сорок пушек и несколько знамен.
Суворов был очень доволен поведением войск в бою, как своих, так и австрийцев, о чем, с удовольствием, и отписал обоим императорам. Прямо на поле боя он произвел за совершенные подвиги в подпоручики рядового Лифляндского егерского полка Андрея Глебова. Пройдут годы, и бывший суворовский солдат за героизм при Бородине станет генералом…
На следующий день преследование разбегавшихся во все стороны французов было продолжено. Снова захватывали пушки и обозы, сгоняли в кучи пленных. Суворов хотел было незамедлительно вторгнуться в Ривьеру, но Мелас сообщил, что пока ни мулов, ни продовольствия нет. Скрепя сердце Суворову пришлось приостановить армию. А тут еще снова вмешался гофкригсрат, начавший руководить австрийскими генералами через голову главнокомандующего. Вначале был возвращен от Ривьеры в Тоскану генерал Кленау, затем отозван корпус генерала Фрелиха, и, наконец, сам Мелас получил приказ с французами не воевать, а заняться искоренением местных разбойников. Почитавший Суворова Мелас извинялся перед фельдмаршалом за происходящее, но Суворову от этого легче не было…
* * *
В Петербург с донесением Суворов отправил легкого на подъем подполковника Кушникова. Тот домчался без сна и отдыха. Прочитав суворовскую реляцию, Павел был счастлив.
– Кушников, поздравляю тебя полковником! – улыбаясь, объявил он, потом, подумав, добавил: – Жалую еще орден Святой Анны!
Подумав еще немного, император решил быть сегодня особо щедрым:
– А также орден Святого Владимира с бриллиантами! Кроме того, прошу быть сегодня у меня к обеду и ужину!
После ужина растерянного Кушникова затащил к себе в покои для рассказа и наследник Александр. Когда тот удовлетворил любопытство цесаревича, Александр вручил новоиспеченному полковнику свою соболью шубу.
– Мне нельзя ехать в италийскую армию, так пусть там будет хоть моя шуба! – сказал он на прощание.
Покинув дворец, Кушников долго глядел на дареную шубу, а потом громко расхохотался, представив себя в невыносимую итальянскую жару в этой шубе. Что и говорить, очень своевременный подарок!
Павел Первый был щедр и на награды всем остальным участникам сражения. Суворова он одарил особым рескриптом, написав, что не знает уже, чем и наградить столь прославленного полководца, который «поставил себя выше награждений». Впрочем, подумав, Павел все же придумал награду:
– Отныне вся гвардия и все войска российские будут, даже в моем присутствии, отдавать Суворову воинские почести, полагающиеся только особе императора! Достойному достойное!
По Петербургу и Москве поползли слухи, что император придумал для Суворова некий новый орден и даже показывали его рисунки. Обыватели верили, да и как не верить, ведь это же сам Суворов!
Вена отнеслась к известию о новой победе при Нови сдержанно. Особых торжеств и празднеств там не было.
Зато сардинский король Карл Эммануил, сбежавший в свое время от французов из Турина на Сардинию, слал теперь Суворову восторженные письма, называя его не иначе как «бессмертным», и даже изъявлял желание… служить под его началом. Братья короля и вовсе просились в русскую службу. Тогда же Суворов был пожалован «великим маршалом пьемонтских войск и грандом королевства, с потомственным титулом принца и кузена короля». Депутация Турина поднесла Суворову осыпанную бриллиантами золотую шпагу. Даже фельдмаршальский камердинер Прошка получил от сардинского короля сразу две золотые медали. Весьма популярен Суворов стал и в Англии. Теперь в английских тавернах пили не только за здоровье Нельсона, но и за здоровье Суворова. Да и сам король Георг на приемах первым поднимал тост за здоровье русского фельдмаршала. Посол граф Воронцов в те дни с удовольствием говорил:
– Приятно быть русским в такое славное для России время!
Сам же Нельсон в те дни льстиво писал Суворову: «Меня осыпают наградами, но сегодня удостоился я высочайшей из наград – мне сказали, что я похож на Вас».
Имя Суворова сразу же стало предметом моды. В театрах наперебой ставились пьесы «Суворов в Италии» и «Суворов в Париже». Мгновенно появились суворовские прически, суворовские шляпы и даже суворовские пироги. Особым спросом пользовались портреты Суворова, которые продавали в неимоверных количествах по всей Европе, совершенно не заботясь о схожести с оригиналом. Ходко шли и карикатуры, где огромный и толстенный Суворов вилкой нанизывал десятки тщедушных французов и скопом отправлял их к себе в огромную зубастую пасть.
В Париже известие о новом разгроме, учиненном Суворовым при Нови, вызвало уже настоящую истерику. Площадные оскорбления слышались повсюду не только в адрес Моро и покойного Жубера, но даже в адрес молодой вдовы последнего…
Сам же Суворов, тем временем расположившись с войсками в городке Асти, занимался обучением солдат, а также наставлял австрийских генералов в военном деле. Вторгаться в Ривьеру ему запретили, и теперь старый фельдмаршал пребывал в ожидании новых политических договоренностей. Между тем русско-австрийский союз уже трещал по швам.
Глава четвертая
От Палермо до Рима
Верхний угол Адриатики контролирует крепость Анкона. Кто владеет Анконой, тот владеет и северной Адриатикой, и Венецианским заливом. Сейчас Анконой владели французы. В крепости заперся двухтысячный гарнизон, и австрийцы никак не могли его оттуда выковырять. Помимо всего прочего крепость перекрывала доставку продовольствия для армии в Северную Италию. Отчаявшись одолеть противника в одиночку, австрийцы запросили помощи у союзников. Министр иностранных дел Тугут слезно просил нашего посла в Вене графа Разумовского ходатайствовать о присылке отряда кораблей для блокады Анконы. Разумовский переслал просьбу Ушакову. Одновременно просил прислать корабли к Анконе и Суворов. 5 мая 1799 года он писал: «Милостивый государь мой Федор Федорович. Здешний чрезвычайный и полномочный посол пишет ко мне письмо, из которого ваше превосходительство изволите ясно усмотреть необходимость крейсирования отряда флота команды вашей на высоте Анконы; как сие для общего блага, то о сем, ваше превосходительство, извещаю, отдаю вашему суждению по собранию правил, вам данных, и пребуду с совершенным почтением. Милостивый государь вашего превосходительства покорнейшей слуга гр. А. Суворов Рымникский».
Получив это письмо, Ушаков сразу же вызвал к себе Пустошкина:
– Собирайся в дорогу, Павел, поплывешь в залив Венецианский воевать Анкону!
– Какие силы мне будут дадены? – сразу поинтересовался ничему не удивившийся Пустошкин.
– Возьмешь из кораблей линейных «Михаил» с «Симеоном»,
