Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков
До конца 2012 года оставалось завершить два очень непростых дела. Первым из них было окончание строительства нового здания Антидопингового центра в Москве и переезд в него со всем оборудованием. С переездом решено было управиться за время новогодних каникул, прерывать поток анализов нельзя. Второй задачей значились приёмка и размещение приборов и невероятного количества лабораторного оборудования, мебели и материалов для оснащения сочинской лаборатории. Планировалось прибытие 12 или 15 грузовых фур в зависимости от размеров контейнеров, причём большие машины или контейнеры могли не пройти через какой-то перевал в горах. Время уже пошло, стала известна дата поставки — 18–19 ноября 2012 года. Министерство спорта выписало доверенность на моё имя, и я должен был на месте проверить и принять все товары, доставленные по контракту. Это процедура называется переходом прав собственности, после неё материальная ответственность за лабораторное имущество стоимостью 10 миллионов долларов будет возложена на меня. Но куда мне складировать столько палет и ящиков с товарами — впереди зима, кто будет всё это охранять, на кого мне положиться? Я представить себе не мог, как это организовать, так что надо было лететь в Сочи и там разбираться на месте.
Совещание в Сочи, точнее, в Адлере проходило 26 сентября. Приехали на строительную площадку: пыль, грязь, строительный мусор, повсюду торчит и валяется арматура, первый этаж здания лаборатории готов, второй — пока что только наполовину. Есть отставание от графика, но обещают завершить всё к середине ноября. Строительство отобрали у ОАО «Сочи-Парк», там были странные ребята, и передали новой компании — ОАО «Центр передачи технологий строительного комплекса Краснодарского края „Омега“», сокращённо ОАО «Центр „Омега“. И работа пошла, мы наладили контакты, началась переписка — и стало легче на душе.
Я фотографировал здание, точнее, стройку, с разных сторон для своего отчёта, но вдруг ко мне привязался наглый охранник. На своём косноязычном сленге, без грубых слов, но со скрипучим немосковским акцентом, он потребовал незамедлительно — и при нём — стереть все фотографии из моего телефона. Он сказал, что это суперсекретный объект, поэтому здесь снимать нельзя. Ничего себе заявление! Я сразу спрятал телефон подальше и объяснил, что самый секретный здесь — я и что я специально приехал сюда снимать именно это здание, здание моей лаборатории, директором которой я буду. И сейчас я фотографирую моё здание для важного отчёта перед МОК и Минспорта. Так что запомни меня, я скоро вернусь — и снова буду фотографировать здание лаборатории.
Охранник успокоился, и мы нормально поговорили; но было удивительно, что он ничего не знал про лабораторию. Только потом я разобрался, почему разговор вышел таким странным, будто мы общались на разных языках. Оказалось, здесь будут построены два здания! Куча стройматериалов, строительного мусора и небольшая яма рядом со зданием лаборатории — всё это было началом строительства действительно секретного объекта, отдельного здания командного центра ФСБ по адресу Международная улица, дом 2. Соседнее же здание по адресу Международная улица, дом 2/1 — наша олимпийская лаборатория. С фээсбэшниками у нас будет общий забор — и общие дела.
Но тогда этого я ещё не знал.
Создание системы. 2012–2013
12.1 Визит экспертов ВАДА. — 67 проб на реанализ. — Ночная замена мочи
Событие, расколовшее нашу жизнь на „до“ и „после“, случилось тёмным утром 3 октября 2012 года, когда я, как обычно, в 7:30 утра въезжал в ворота на территорию ВНИИФК. Из-под дерева, из утреннего полумрака под фонарь вышла вадовская троица: доктор Оливье Рабин, научный директор ВАДА, Виктория Иванова, менеджер проектов, и Тьерри Богосян, ответственный за аккредитацию лабораторий! Так началась внезапная проверка Всемирного антидопингового агентства, ознаменовавшая собой начало 13-месячной осады, серии инспекций, проверок и невероятных событий, завершившихся слушаниями и разбирательством с дисциплинарным комитетом ВАДА под председательством Ричарда Паунда в Йоханнесбурге, во время Всемирного конгресса ВАДА в ЮАР в ноябре 2013 года.
Гости зашли на третий этаж в лабораторию, разделись; никого, кроме нас, пока не было. Пошли смотреть приборы и помещения, и надо же было такому случиться — экран компьютера, управлявшего хромато-масс-спектрометром, вдруг красочно загорелся и ожил, курсор забегал, стали открываться разные окна, перед глазами замелькали хроматограммы и спектры. Гости из ВАДА просто опешили: что здесь происходит, ведь в лаборатории никого, кроме нас, не было? Так засветился Тимофей Соболевский, который из дома через удалённый доступ вошёл в лабораторную сеть ЛИМС (LIMS — Laboratory Information and Management System), чтобы проверить, чем завершились ночные анализы и как отработали приборы. Доктор Рабин сказал, что это абсолютно недопустимо, никакого доступа в ЛИМС извне быть не должно. Это было первым серьёзным замечанием. Так начался двухдневный визит экспертов ВАДА, переменивший всю нашу жизнь.
Откуда-то Оливье Рабин узнал, что перед Играми в Лондоне я проверял спортивное питание, что было запрещено международным стандартом для лабораторий: за это могли отозвать аккредитацию месяца на три. Это было вторым и очень серьёзным замечанием. Я не стал отпираться и сказал, что это было необходимо, Олимпийские игры — это особый случай, но больше такие анализы мы проводить не будем. Далее доктор Рабин достал список из 67 проб российских легкоатлетов, отобранных летом по плану тестирования ВАДА, и повелел немедленно направить их в Лозанну курьерской службой DHL, с которой у ВАДА было соглашение, действующее по всему миру. Все 67 проб были спущены в АДАМС как отрицательные, что далеко не соответствовало действительности — 10 или 12 проб были положительными. Я был на Олимпийских играх в Лондоне, когда Натали Гренье, координатор ВАДА, строго написала мне, что эти пробы выбрасывать нельзя, и просила подтвердить, что я получил её письмо.
Курьер DHL обещал приехать завтра, а мы тем временем проверили пробы, все ли на месте. Всё было в порядке, только в 12 из 67 проб во флаконах А ничего не осталось — либо совсем сухо, либо один или два кубика мочи на донышке. Примечательно, что по документам объёмы полученных проб и отобранных аликвот для анализов сходились вплоть до миллилитра. Накануне Игр ВАДА просило дополнительно проверить некоторые пробы на эритропоэтин и изотопное соотношение, эти методики требовали больших объёмов для анализа, именно поэтому во флаконах А ничего не осталось. Но в остальных 55 пробах мочи было достаточное количество.
Вечером вадовские эксперты уехали, и мы сели разбираться, сколько проб были положительными и есть ли чистая моча
