Из пережитого - Юрий Кириллович Толстой

реформы обернутся трагедией для десятков миллионов людей, приведут к распаду некогда могущественного государства, обвалу производства, разделению семей, массовой безработице, всеобщему озлоблению и нравственному одичанию, небывалому всплеску преступности и широкому распространению наркотиков, особенно среди молодежи, превалированию смертности над рождаемостью, пропастью между бедностью и богатством, которая становится все более устрашающей, разложению органов власти, которые поражены коррупцией, многочисленным конфликтам и локальным войнам на национально-этнической и религиозной почве, которые сопровождаются массовой гибелью ни в чем не повинных людей, обнищанию подавляющей части граждан, которые в одночасье лишились всех своих сбережений (причем дважды: в начале 90-х годов и в 1998 году) и оказались за чертой бедности, катастрофическому положению дел в области здравоохранения, множеству других бед и трагедий, несть им числа.

Беловежские и Алма-Атинские соглашения, шоковая терапия, попытка ввести особый порядок управления, расстрел из танков законно избранного парламента, дефолт – вот лишь некоторые «вехи» более чем десяти последних лет. Из всех возможных путей проведения реформ мы избрали, пожалуй, один из худших, если не наихудший. Вместе с грязной водой, которой у нас накопилось предостаточно, мы ухитрились выплеснуть и ребенка, отказавшись, по существу, от социально ориентированной политики, которая в предшествующий период худо-бедно, но все-таки проводилась.

В ныне действующей Конституции записано, что наше государство является социальным. Пока это не более чем декларация. Если мы и находимся на пути к социальному государству, то лишь на дальних подступах к нему.

Все это Михаил Иванович Пискотин прекрасно понимал, пропускал через свой ум, душу и сердце. Не случайно его последний труд так и называется: «Неоконченная трагедия».

В то же время он связывал свои надежды на перемены к лучшему с приходом к власти новой кремлевской администрации, с энтузиазмом воспринимал малейшие проблески разума в проводимой политике.

Михаил Иванович Пискотин многое сделал для юридической науки, в которой он плодотворно трудился свыше пятидесяти лет. Будучи человеком необычайно талантливым, блестяще владея и словом, и пером, он мог бы сделать значительно больше, если бы на его долю с ранней юности не выпадали тяжелейшие испытания, которые он мужественно преодолевал. В памяти всех знавших его он останется не только как выдающийся ученый и крупный организатор юридической науки, но и как кристально чистый, глубоко порядочный человек, на которого всегда можно было положиться.

Страницы воспоминаний. Б. Б. Черепахин, О. С. Иоффе

Автор книги рассказывает о творческом пути видных представителей юридической науки Бориса Борисовича Черепахина (1894–1969) и Олимпиада Соломоновича Иоффе (1920–2005). Работая в течение нескольких десятилетий вместе с ними на кафедре гражданского права Ленинградского университета, автор мог знакомиться со взглядами этих ученых не только по их трудам, но и изнутри – в ходе преподавания, многочисленных дискуссий, подготовки ряда работ в соавторстве и их редактирования, участия в законопроектной и консультационной деятельности.

Автор стремился, не впадая в крайности, донести до читателей, особенно молодежи, насколько сложным и противоречивым может быть путь ученого в науке.

Уроки Б. Б. Черепахина

Судьбы ученых после их кончины складываются по-разному. Многие из тех, кто блистал при жизни, был обласкан властью, удостоен множества регалий, вскоре после смерти оказываются напрочь забытыми. Если их и вспоминают, то лишь для того, чтобы выставить напоказ допущенные ими прегрешения, не отказать себе в удовольствии в очередной раз «лягнуть мертвого льва».[97]

Но есть и такие ученые, которые вели себя скромно и неприметно, старались не высовываться, не напоминали о себе начальству, не выказывали безмерную преданность режиму. Да и вклад их в науку не исчисляется сотнями наименований. Бывали периоды, когда они надолго замолкали, считая, что в эпоху топора и виселиц ученый, если он не ощущает в себе достаточно сил, чтобы взойти на плаху, по крайней мере должен сомкнуть уста. Подлинное признание таких ученых иногда наступает после смерти. Продолжатели их дела начинают все активнее обращаться к их трудам, находя живительный источник не только в оставленных ими мыслях, но и в нравственном облике своих учителей, которые даже в то страшное время, в которое им выпало жить, не запятнали своей репутации прислужничеством тоталитарному либо псевдодемократическому режиму.

К числу таких ученых с полным правом может быть отнесен Борис Борисович Черепахин, жизнь и деятельность которого тесно связаны со становлением и развитием нескольких цивилистических школ – саратовской, иркутской, свердловской и ленинградской.

Борис Борисович, питомец Казанского университета, вошел в большую науку в начале 20-х годов. Но до этого глубокую борозду в его жизни проложили революция и Гражданская война, в которую Борис Борисович оказался втянутым. По мобилизации он служил в армии Колчака. Об этом периоде он по понятным причинам не очень распространялся, хотя никогда не утаивал этот факт и добросовестно писал о нем в анкетах. Лишь незадолго до кончины в больничной палате, куда он попал в связи с инфарктом, он приоткрыл мне эту сторону своей жизни. В частности, он рассказал, что, предвидя конец, Колчак распустил свою охрану, состоявшую преимущественно из интеллигентной молодежи, чем дал возможность некоторым из них спастись.

Имея такое «пятно» в своей биографии, Борис Борисович уцелел чудом, хотя не раз был на волоске от расправы. Как-то на кафедре он поведал нам, что был вызван на допрос к следователю. Думал, что не вернется. Ксения Францевна, верная спутница жизни, снабдила его запасной парой носков и носовых платков. Спасло Бориса Борисовича то, что вскоре был арестован следователь, который вел его дело.

Невольно вспоминаешь, что писал Илья Эренбург, кажется, в своих мемуарах. Отвечая на вопрос, как ему, Эренбургу, удалось уцелеть, хотя многие его близкие друзья погибли в застенках, он сказал примерно следующее: «Человеческая жизнь – это не шахматная партия, разыгранная по всем правилам, а лотерея». В этой лотерее и Эренбургу, и Черепахину выпало остаться в живых.

В 20-е годы Борис Борисович активно печатается не только в отечественных изданиях (главным образом в Саратове и Иркутске), но и в зарубежных. В числе опубликованных в тот период работ особый интерес представляет монографический очерк «К вопросу о частном и публичном праве». Многие развиваемые в нем положения и сегодня звучат весьма актуально. Касаясь разграничения частного и публичного права, Б. Б. Черепахин писал: «…разграничение должно проводиться в зависимости от способа построения и регулирования юридических отношений, присущего системе частного и публичного права.

Частноправовое отношение построено на началах координации субъектов, частное право представляет собой систему децентрализованного регулирования жизненных отношений.

Публично-правовое отношение построено на началах субординации субъектов, публичное право представляет собой систему централизованного регулирования жизненных отношений»[98].

До