Из пережитого - Юрий Кириллович Толстой
Будучи заместителем директора Свердловского юридического института, Борис Борисович во время войны прикрывал К. С. Юдельсона, которого из Свердловска хотели выслать из-за его не устраивавшей властей национальной принадлежности.
Из опубликованных несколько лет назад в Свердловске материалов стало известно, какое участие принимал Б. Б. Черепахин в судьбе А. М. Винавера, который в 20-е годы редактировал журнал «Право и жизнь». После возвращения из мест заключения А. М. Винавер оказался и без пристанища, и без работы, то есть без всяких средств к существованию. Дружескую руку помощи протянул ему Б. Б. Черепахин, который добился вызова А. М. Винавера в Свердловск и трудоустроил его в институте, где Винавер преподавал до своей преждевременной кончины. А ведь для Бориса Борисовича это было далеко не безопасно, поскольку он сам находился «под колпаком». Борис Борисович всю жизнь оставался большим ребенком. Один из его учеников вспоминал: в бытность Б. Б. зам. директора Свердловского юридического института по науке (ныне – Уральская государственная юридическая академия) один из преподавателей института совершил неблаговидный поступок. Б. Б. искренне недоумевал: как он мог так поступить, ведь он же дворянин.
Став заведующим кафедрой гражданского права Ленинградского университета (это произошло в 1954 году), Борис Борисович принимал посильное участие в судьбах реабилитированных лиц, вернувшихся из мест заключения, и членов их семей. Он не раз поручал мне как «жилищнику» на общественных началах оказать им помощь в получении жилья. И надо сказать, что иногда это приносило плоды. В моем архиве хранится переписка с инженером Прохоровым, который был арестован в Ленинграде во время войны и осужден к длительному сроку лишения свободы. Квартира его, как и положено, была занята работниками правоохранительных органов. После реабилитации Прохоров никак не мог добиться справедливости и вынужден был вместе с членами семьи ютиться в комнате у тещи. Он обратился за помощью на кафедру. Борис Борисович поручил мне заняться его делом. Прохорову удалось помочь. У меня хранится письмо Прохорова с выражением благодарности Борису Борисовичу, который принял участие в его судьбе.
И сколько таких людей, известных и неизвестных, Борис Борисович согрел и ободрил!
Видимо, в благодарность за праведную жизнь (которая все более становится редкостью) Бог послал ему легкую смерть (если смерть вообще бывает легкой). Борис Борисович, как это ни странно, был страстным футбольным болельщиком. На матчи в силу возраста, правда, не ходил, но сопереживал команде, за которую болел, сидя у допотопного телевизора. Транслировали матч сборной страны с зарубежной командой (кажется, австрийской). Борису Борисовичу казалось, что судья, судивший матч, несправедлив к нашей команде, и он остро это переживал. Во время трансляции матча он и умер, причем смерть наступила мгновенно. Произошло это 27 августа 1969 года.
Верной спутницей жизни Бориса Борисовича была его жена – Ксения Францевна Черепахина, с которой он состоял в нерушимом брачном союзе без малого пятьдесят лет (с 1921 года по день кончины).
После смерти Бориса Борисовича Ксения Францевна осталась одна в двухкомнатной квартире в профессорском доме на Мойке. Одна из комнат в квартире была затемненной, но Черепахины после долгих мытарств и этой квартире были рады.
Возникла необходимость переезда Ксении Францевны в Горький (ныне Нижний Новгород), где жила семья дочери Черепахиных Татьяны (по мужу Тихомировой), а следовательно, и обмена ленинградской квартиры на квартиру в Горьком. Такую квартиру удалось подыскать, но она оказалась трехкомнатной. И тут органы исполнительной власти Ленинграда против обмена стали возражать, мотивируя тем, что нельзя за одним человеком закреплять трехкомнатную квартиру. Поскольку я многократно консультировал работников партийных, советских и правоохранительных органов по вопросам жилищного права, выступал перед ними с лекциями, у меня в этой среде были прочные связи. Пришлось доказывать, что город от этого обмена ничего не теряет (в квартиру Черепахиных должны были въехать два человека, и метраж квартиры позволял произвести такой обмен), а в Горьком Ксения Францевна трехкомнатную квартиру обменяет для объединения с семьей дочери, так как в силу возраста не может жить одна. В конце концов тогдашних руководителей удалось в этом убедить, и обмен был разрешен.
С переездом Ксении Францевны в Горький началась наша переписка, которая продолжалась с 1971 по 1977 год. Из писем Ксении Францевны я понял, с какой удивительной женщиной судьба свела Бориса Борисовича и как ему в этом повезло в жизни. Приведу из писем Ксении Францевны несколько выдержек, поскольку никто лучше, чем она сама, не сумеет передать чувства безграничной любви, которые до последних дней испытывала к Борису Борисовичу. В этих письмах четко вырисовывается благородный облик и самой Ксении Францевны, которая всю жизнь была Борису Борисовичу верной опорой.
Едва ли не каждое письмо пронизывает незатухающая боль, вызванная утратой Бориса Борисовича.
Вот выдержка из одного письма: «Я здесь живу потихоньку, так сказать, по инерции, а вернее, вырабатывается некий новый modus vivendi. Когда-то нас учили (по психологии, еще в гимназии!), что душевные потрясения особенно тяжело переживаются человеком в первые тридцать лет его жизни, когда организм еще не успел выработать достаточно сильную бессознательную самооборону. А с годами – и не хочешь жить, но… живется. Мне думается, что это верно, только это относится не к тем, кто живет интенсивной творческой жизнью, а к такой вот улитке, как я».
А вот другое письмо: «Живу хорошо, но не тосковать не могу. Слишком много воспоминаний, слишком еще они живы в моей памяти. Вчера вот неожиданно окропила слезой известие о кончине де Голля, потому что Борис Борисович всегда живо интересовался его выступлениями и высказываниями. Так ярко вспомнилось, как слушали мы вместе его недавнее выступление в Квебеке и сперва онемели от изумления, а потом Борис Борисович восхищенно сказал: «Ну и старик! Ах, какой озорной старик!» (Имеется в виду выступление, которое было воспринято как покушение на суверенитет и территориальную целостность Канады, после чего де Голлю пришлось свой визит в Канаду завершить. – Ю. Т.) Вот так и получилось, что скончался очень крупный политический деятель во Франции, а в России старое женское сердце по неизменной женской логике оплакало свое собственное неизбывное горе».
А вот письмо от 29 июля 1971 года: «С 15-го июля я
