Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень

Оттого и горько было осознавать, что сделали нелюди-фашисты с древним русским городом. Два с половиной года он находился в оккупации и почти полностью оказался стерт с земли. И когда 20 января 1944 года Новгород освободили, семидесятилетний Щусев плакал. Плакал и от радости, и от боли за любимый и дорогой сердцу город.

Встречать освободителей Новгорода – войска 59-й армии Волховского фронта – в разрушенном городе оказалось особо и некому. Остался всего пятьдесят один человек. А до войны насчитывалось сорок две тысячи человек населения. Из двух с половиной тысяч домов осталось четыре десятка.

Спустя неделю после освобождения города от фашистов в колыбель русской государственности приехала Государственная комиссия по установлению ущерба, причиненного историческим памятникам. Обследовали шестьдесят шесть памятников. И только один из них оставался относительно здоров, остальные же шестьдесят пять выглядели плачевно. Еще предстояло разминировать город. Какой труд проделали саперы после освобождения города! Он был весь утыкан минами. Только в восточном районе города армейцы сняли более тысячи двухсот мин!

Западная часть тоже была вся покрыта минами, в том числе Софийский собор, Грановитая палата, памятник «Тысячелетию России». В общей сложности при разминировании Кремля извлекли семьдесят тонн взрывчатых веществ, восемь тысяч противотанковых мин и семьдесят пять «сюрпризов». «Сюрпризами» называли мины в консервных банках или других коробках с взрывателями натяжного действия, они были извлечены и по ту сторону Волхова.

Щусев приехал в Новгород и не мог смотреть на него без содрогания.

– Вид Новгорода – пепелище, потряс меня. Новгород как таковой не существует, – сказал он сопровождавшим его.

Академик бродил по городу, вернее по тому, что от него осталось, и ужасался.

– Как это понимать? – устало бормотал он, глядя на Софийский собор. Символ города – красавец-собор – стоял закопченный и израненный пулеметными очередями.

Сопровождавший Щусева довоенный председатель горисполкома Михаил Васильевич Юдин, круглолицый и с очень добрым, даже детским лицом, воевавший в партизанских отрядах, тихо сказал:

– И как тут не верить в легенды?

– Легенды? – переспросил Щусев.

– На соборе издревле возвышался купольный крест высотой два метра и шириной полтора. На кресте – голубь. А ныне все главы разрушены, и ни креста, ни голубя. Каждый новгородец знает, что, если упадет с Софии голубь, городу конец.

– Да, вспомнил эту легенду, – сказал академик.

– Вы считаете, что город восстановим? – Юдин пристально посмотрел на архитектора. – Ведь поговаривают, что Новгород без толку восстанавливать, лучше оставить в руинах как назидание. Показывать всему миру злодеяния фашизма.

Зодчий посмотрел направо, затем налево, оглянулся вокруг себя. Оставить все так? Он мысленно прошелся по сегодняшнему Новгороду. Страшная картина – груды развалин, торчащие печные трубы, разрушенный мост, обожженные кирпичные коробки, немецкие кладбища с бесконечными рядами березовых крестов… Щусева аж перекорежило.

– Надо отливать нового голубя, – сухо сказал он.

– Я так же считаю, – заулыбался Юдин, отряхивая снег с отложного воротника из белой овчины мехом наружу. Затем, одернув свой полушубок из дубленой овчины, твердо сказал: – Новгород надо восстанавливать! И мы его восстановим. – Михаил Васильевич сжал кулак, поднял его вверх и бросил вниз.

– Я знаю – город будет, я знаю – саду цвесть, когда такие люди в стране советской есть!

Зодчий, процитировав Маяковского, обнял Юдина. Ему все больше и больше нравился этот крепкий и уверенный человек, ровесник его сына.

– Михаил Васильевич, а вы с какого года?

– С девятьсот четвертого.

– У меня сын чуть моложе вас, он с девятьсот восьмого, и тоже Михаил, как вы.

Юдин в очередной раз улыбнулся.

– И тоже архитектор, как вы?

– Военный инженер. Окончил ВИСУ за десять лет до войны, в тридцать первом.

– На фронте?

Щусев кивнул.

– С первых дней. С шестого июля сорок первого. Военно-полевое строительство. Старший техник-лейтенант. Имеет медаль «За оборону Москвы».

Алексей Викторович говорил как можно сдержаннее, чтобы не выдать свои переживания о сыне.

– А жена, дети у Михаила есть? – поинтересовался Юдин.

– Да. Жена есть, сын есть. Алеша. Мой внук. Только мал он еще совсем.

Из Новгорода Щусев вернулся усталым и опустошенным. Разговорить его было трудно, на все вопросы отвечал односложно, потому Мария Викентьевна и не стала больше докучать своими расспросами мужу. Но в один из дней за ужином, когда сноха ушла укладывать спать маленького внука, Алексей Викторович выплеснул накопившееся:

– Маня, подумать только! Разрушены все промышленные предприятия, уничтожены городская инфраструктура жизнеобеспечения, все культурные и образовательные учреждения! Там просто пепелище! Будь проклята война! Почему люди такие дураки? Почему не проходит их тяга к разрушениям? Представляешь, каково мне, строителю-архитектору, на это все было смотреть. Я думал, что помру там. Ей-богу. Вот лягу, закрою глаза, чтобы не видеть эти руины, и помру.

– Господь с тобой, Алеша! – Мария Викентьевна замахала руками.

– Но потом подумал, что лучше, чем помирать, надо жить и возводить все заново, – продолжил Щусев. – Да, можно и нужно возвести все заново. И еще даже лучше, современнее. Откуда только деньги брать?.. Ну, это другой вопрос. А как быть с уничтоженными памятниками древности? Разрушены шедевры древнерусского каменного зодчества – церкви, монастыри, фортификационные сооружения. – Академик положил руку на сердце. Оно вот уже несколько лет как стало барахлить. С тех самых пор, когда кругом все предавали его. – Новгород – это ведь хранилище ценнейших исторических памятников. Было хранилище… Варвары! – Зодчий замолчал. – Мне сказали новгородцы, немцам было доподлинно известно, что на Нередицком холме нет ни огневых точек, ни наблюдательных пунктов. Но они, сволочи, били и били по Нередице. Методично и постоянно, снарядами всех калибров. Эта крохотная церковь – подлинный бриллиант! – с уникальными фресками, родом из двенадцатого века, смогла столько времени, восемь веков, простоять, пока не пришли гитлеровцы и не уничтожили ее! – Щусев закусил губу и, чтобы не выругаться при жене, резко хлопнул ладонью по столу. – А художественные сокровища?! Иконы, книги, картины, церковная утварь, бессчетное количество их утрачено безвозвратно, или эти гады утащили. Насколько мне известно, нашим немногое удалось эвакуировать.

– Да… – вздыхала Мария Викентьевна, с опаской поглядывая на мужа. Ее очень беспокоило его сердце. Тогда как сам он не слишком задумывался о собственном здоровье. Мы – казаки, нам все нипочем! А у самого-то родители, не дожив до семидесяти, умерли… – Вагонами вывозила немчура наши ценности. Ох… Скорей бы уже все закончилось… Мишенька бы вернулся живым. – И Щусевы посмотрели друг на друга с отчаянием во взорах.

Алексею Викторовичу вдруг вспомнилось, как маленький Миша всегда радовался, когда его одевали в матросские брючки и