Михаил Суслов. У руля идеологии - Вячеслав Вячеславович Огрызко
Суслов плотно стал интересоваться вопросами формирования и реализации национальной политики на уровне Центра уже после прихода к власти Брежнева. Первое время он в основном через разные структуры собирал и анализировал материалы. И уже тогда его сильно встревожила ситуация, которая складывалась в одной из самых, казалось бы, благополучных республик – на Украине.
Вспомним лето 1965 года. Руководитель Украины Пётр Шелест внёс в Президиум ЦК КПСС записку по внешнеполитическим вопросам. Речь шла о том, чтобы дать Украине право самостоятельно, без санкций и одобрения Москвы выступить на внешних рынках. Одной внешней торговлей дело не ограничивалось, по сути, Шелест требовал для республики особых прав.
Судя по всему, руководитель Украины рассчитывал на всемерную поддержку своего предшественника Николая Подгорного, который претендовал на роль второго в компартии человека, тесно связанного, по мнению Шелеста, с украинскими кадрами. Подгорный действительно многое сделал для того, чтобы все предложения Шелеста получили в Москве одобрение. Получив от Шелеста записку, он дал необходимые поручения заместителю председателя советского правительства Новикову и министру внешней торговли Патоличеву. И хотя у двух видных функционеров оказалось несколько возражений, Шелест с Подгорным не сомневались в успехе. Осечка случилась на заседании Президиума ЦК. При рассмотрении записки Шелеста фактически обвинили в потакании национализму.
Что же произошло 2 сентября 1965 года? Сам Шелест в своих мемуарах «Да не судимы будете» главную вину возложил на Брежнева. По его мнению, новый лидер очень боялся, что Подгорный перехватит у него власть, и искал поводы как минимум одёрнуть возможного конкурента и всю его группу поддержки, которую негласно возглавлял Шелест. Якобы Брежнев поручил Шелепину, Демичеву, Суслову и Косыгину осудить на Президиуме ЦК Шелеста. А те дружно вменили руководителю республики вину в засилье украинских кадров и в сплошной украинизации.
Однако не всё было так просто. Брежнев, похоже, в той истории пытался сыграть примиренческую роль. Главными же обвинителями Шелеста на заседании Президиума ЦК были Шелепин и Демичев. К слову, Шелепин даже предлагал сделать оргвыводы в отношении руководства республики. А Суслов, видимо, из-за кулис дирижировал процессом. Защищал же Шелеста в основном один Подгорный.
Во многом из-за примиренческой позиции Брежнева до серьёзных выводов осенью 1965 года дело не дошло. Возможно, новый лидер страны надеялся, что простого внушения, сделанного Шелесту, будет достаточно. Правда, Брежнев на всякий случай вскоре укрепил Шелеста новым председателем правительства республики – Щербицким, который отличался более взвешенными подходами к национальным вопросам.
Однако ситуация на Украине после этого мало изменилась. Суслов это видел и пытался разными способами уменьшить влияние Шелеста и подправить украинского руководителя. Кстати, перекосы на Украине замечал не один Суслов. Отдыхавший летом 1967 года в Ялте другой член Политбюро – Полянский – во время одного из телефонных разговоров попенял Шелесту на министра торговли Украины Сахновского, давшего указание на всех торговых точках Крыма переписать названия на украинский язык. Шелест жаловался, что «Полянский только отражал мнение и настроение высокопоставленных, но убогих и ущербных «идеологов» <…> Только ограниченность, бескультурье, шовинистический душок у недальновидных работников, и в первую очередь это относится к М. Суслову»[319].
Шелест оставался верен себе до конца. Суслов же понял, что дальше во главе Украины оставлять Шелеста было просто опасно. Но в этом ещё предстояло убедить Брежнева. Искушённый в аппаратных интригах, Суслов не стал действовать напролом. Он предпочёл другие методы, помня о том, что капля камень точит.
Первые подвижки случились осенью 1969 года. Выслушав очередной доклад Шелеста 3 ноября, Брежнев вдруг заговорил о поступавших в Москву жалобах: «<Он> передо мной поставил вопросы о якобы существующих фактах национализма в республике, что по этому вопросу якобы много поступает писем в ЦК КПСС. И из разговоров я понял, что главный «национальный» вопрос – это языковой вопрос. Брежнев мне задал вопрос, почему наш Политиздат и издательство «Молодь» издают литературу не на русском языке. Я ответил: «Да потому, что есть украинский язык, и на нём разговаривают 75–80 % населения республики»[320].
Шелест сильно приврал, и Брежнев наверняка это знал, но вновь ограничился только внушением. А что толку было от всех этих внушений? Чувствуя свою безнаказанность, Шелест вскоре выпустил за своей подписью книгу «Украина наша советская», которая недвусмысленно поддерживала многие идеи украинских националистов. О разгуле национализма в республике свидетельствовала и почта Кремля. Расскажу об одном письме. Его в начале 1971 года прислал в Москву старый член партии А. Мищенко, который попал на Западную Украину ещё в 1939 году.
Как утверждал ветеран, во Львове появилась организация «Щирых украинцев», объявившая беспощадную войну русскому языку. По его словам, часть местной интеллигенции вынашивала мечту создать самостоятельное правительство для западных областей республики. Он же рассказывал, что львовские власти никуда не допускали русских.
Это письмо попало к Суслову. Он предложил направить на Западную Украину бригаду сотрудников ЦК, с тем чтобы после XXIV партсъезда обсудить на Секретариате ЦК доклад Львовского обкома о политической работе среди населения. Сам же Секретариат состоялся только 28 сентября 1971 года. Он фактически признал разгул национализма в регионе. Но как его остановить, партийные бонзы, судя по всему, не знали.
Как потом выяснилось, на Украине уже давно существовали силы, состоявшие не только из маргиналов, которые разрабатывали планы отделения республики. Этим силам сочувствовало немало лиц, занимавших в Киеве высокие посты. Константин Черненко 26 февраля 1972 года доложил Брежневу: «Тов. Андропов Ю.В. представил и очень просил разослать по Политбюро «Программу украинской националистической партии». Она по размерам большая (142 стр-цы). Я её пока не рассылал, но, наверное, надо разослать, хотя бы членам Политбюро ЦК «особой папкой»[321].
Материалы Андропова вызвали в Кремле шок. Сотрудник Международного отдела ЦК КПСС Анатолий Черняев 22 апреля 1972 года записал в свой дневник:
«Когда я был последний раз у Б.Н. (секретаря ЦК партии по международным делам Пономарёва. – В.О.) в больнице, он мне кое-что порассказал о том знаменитом Политбюро, которое заседало с утра до вечера по национальному вопросу.
Обсуждался доклад Андропова в связи с обнаруженным на Украине документом. Написан он ещё в 1966 г. группой националистов. Суть – против «русификации» и за отделение.
Между тем, как говорил на ПБ Пономарёв, никогда за всю историю Советской власти не было такой «украинизации» Украины. Я, говорит, привёл такой факт – ведь со времён Мануильского и ещё раньше Пятакова и др. первыми секретарями на Украине были не украинцы: Каганович несколько раз, Постышев, Хрущёв и др. Так было до Подгорного.
А теперь – единственное «деловое» и «политическое» качество при подборе кадров – является ли украинцем?