Записки, или Исторические воспоминания о Наполеоне - Лора Жюно
Говорю это в защиту Бурбонов особенно потому, что нельзя найти звезду более несчастливую, нежели звезда этой семьи с половины последнего столетия. Есть страны, где жалость сопровождала бы их бедствия; у нас, напротив, почти каждый поступок их привлекал к себе порицание самое язвительное и никогда ошибки не были выказаны так ясно для того только, чтобы не жалеть о несчастьях, которые были их следствием.
Одно из доказательств рока, тяготевшего над этой несчастной фамилией, заключается в следующем происшествии, малоизвестном и весьма важном.
С 7 мая 1789 года королева уже знала о неприязненных намерениях Мирабо[8]. Посоветовались с Неккером: тот полагал, что Мирабо обладает замечательным дарованием, но у него мало рассудительности, и потому не следует всерьез его опасаться. Неккер начинал тогда рассуждать не так дальновидно, как раньше, и слова его тут оказались неосновательны и безрассудны. Он должен был знать французов и, следственно, предвидеть, какое зло могло произвести блестящее красноречие; Неккер знал это лучше всякого другого. Как бы то ни было, он отказался от участия в переговорах и только сказал королеве, что будет иметь в ее распоряжении сумму денег, необходимую для исполнения ее намерения.
Выслушав наставления королевы, граф Р. явился к Мирабо однажды утром с полным бумажником. Он начал свою речь очень искусно и объявил предложения в полной уверенности, что их тотчас примут. Но, по несчастью, неизбежному во всем, на что покушались Бурбоны, надобно было, чтобы человек, никогда не имевший денег, жадный и постоянно мучимый толпой заимодавцев, никогда не знавший излишеств, именно в то время был с деньгами и был уверен или, по крайней мере, надеялся, что ему вот-вот заплатят. Поэтому Мирабо отказал графу Р., спросив еще, за кого он его принимает. Тот не посмел отвечать и только повторил свои предложения. Мирабо расстался с ним как старший Гракх и сказал, что не хочет даже слышать о деньгах. Граф понимал, как нужно все это трактовать, и не противоречил. Он ушел в досаде на свою неудачу и надеялся, что ситуация изменится. Зная Мирабо довольно хорошо, он твердо верил, что не нужно будет ждать долго.
В тот же вечер от Мирабо пришел доверенный человек. Это был некто Жулеве, помощник народного трибуна, замешанный в деле с госпожой Ле Монье, который с этого времени следовал, хоть и издали и все время рискуя, за своим любимым покровителем.
Жулеве сказал графу Р., что Мирабо предлагает двору свои способности, но для этого необходим благородный договор, а не торг; что он не хочет сгонять с места Неккера и уважает его дарование (это было неправдой: Мирабо беспрестанно смеялся над ним), но что ему годится всякое другое министерство, и за эту цену он готов совершенно предаться двору. Граф Р., честное и доброе создание, вообразил, что человек переменился в силу своего честолюбия и эта страсть возвысила душу его, хотя прежде он редко жертвовал своей пользой для других. Глядя со своей точки зрения, граф почитал должность министра величайшим ужасом и пришел от решения Мирабо в глубокое недоумение. Явившись к нему на другой день, он был принят как нельзя лучше, выслушал все причины, которые заставляли великого человека жертвовать собою, принимая министерство в такое время, и заключил, что надобно решиться на это. В тот же вечер граф явился к особе, которая должна была говорить с королевою. При первом слове о том, что Мирабо сдался (это и в самом деле была важная крепость), она тотчас хотела провести графа к ее величеству. Сначала дама вошла к ней лично и объявила счастливую новость. Граф ожидал недолго. Королева, когда он вошел к ней в кабинет, приблизилась к нему с радостным видом и с выражением счастья на лице.
— Король будет признателен вам за ваше усердие, граф! — сказала королева своему уполномоченному. — Однако скажите, как сторговались вы с этим человеком? Дорого ли он стоит нам?
Граф отвечал, что Мирабо, в припадке величия души, отвергает денежные предложения и хочет совсем иного — министерства.
Едва было произнесено это слово, королева побагровела и тотчас побледнела как смерть. Она закрыла глаза, схватилась рукой за лоб и сильно сжала его.
— Министерство! — вскричала она. — Министерство для Мирабо!.. Никогда!.. Никогда не позволю я, чтобы порог Королевского совета осквернили стопы такого человека! — Она дрожала от гнева. — Дайте денег ему!.. Сколько он хочет денег?!.. Но министерство?! И такое постыдное дело советуют мне друзья мои?!
Королева ходила по комнате большими шагами, беспрестанно повторяя: «Министерство!.. Министерство!..»
Конец этой истории весьма любопытен. Сумма, которую предлагали Мирабо, довольно значительная сама по себе, казалась особенно большой в то время, когда деньги уходили во все стороны и были в Версале довольно редким товаром. Мирабо отказывался три раза, а потом бросил перчатку и после этого требовал и денег, и министерства. А еще через несколько дней случилось известное происшествие в Зале для игры в мяч, и все было кончено[9].
Достойно особенного замечания, что Мирабо желал непременно увидеться с королевой. Начиная говорить об этом предмете, он становился почтительным и обещал все; но королева не соглашалась на свидание с ним без графа Р. или графа Прованского, а Мирабо не соглашался на эти условия. У меня в руках оказалась подлинная записка Мирабо, писанная им к Жулеве, со следующими словами: «Будь гибок во всем, что уже ты предложил, не отказываясь ни от чего. Особенно добивайся свидания: это теперь главное твое дело. Не вздумай умничать и постарайся добиться успеха».
Чего мог ожидать Мирабо, так упорно добиваясь свидания? Не основывал ли надежды на даре обольщения, который природа соединила в нем с множеством недостатков? Сердечный друг его, тот, кто показывал мне эту записку, верил, что это так, хоть и соглашался, что Мирабо никогда не подавал ему повода к подозрениям[10].
Окончание этого дела не принесло выгоды ни двору, ни Мирабо. Между ним и двором была объявлена война, и мирный трактат мог быть подписан только на могилах. Впрочем, Мирабо не ненавидел двор: его дарования возносили его
