Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди
Мне кажется, что женщина является воплощением ахимсы. Ахимса предполагает безграничную любовь, в свою очередь предполагающую бесконечную готовность к страданию. Но почему она свойственна именно женщине, матери? Потому что она на протяжении девяти месяцев вынашивает ребенка, оберегает его в своем чреве и радуется тем мукам, что претерпевает во имя его. Есть ли страдания, которые могут превзойти родильные муки? Однако женщина забывает о них, преисполнившись радости творения. Кто еще готов ежедневно переносить тягчайшую боль и терпеть большие лишения, нежели женщина ради своего ребенка? Пусть она распространит эту любовь на все человечество и забудет, что когда-то была или может стать предметом низкой чувственной страсти мужчины. И тогда она займет высокое место рядом с мужчиной как его мать, создательница и безмолвная наставница. Ей дано учить искусству мира раздираемую войнами землю, истосковавшуюся по благу покоя.
19. Любовь, воплощающаяся в жертвенном служении
А. Служение
Единственный способ обрести Бога – это узреть Его в Его творении и слиться с Его созданиями. Это возможно лишь в служении миру. Я – мельчайшая частица целого и смогу обрести Его лишь в лоне всего человечества. Мои соотечественники – мои ближайшие соседи. Они сделались столь беспомощными, столь неизобретательными, столь ленивыми, что все свои усилия я должен направить на служение им. Если бы я мог убедиться, что обрету Его в уединенной пещере в Гималаях, то немедленно отправился бы туда. Но я сознаю, что не обрету Его в отрыве от всего человечества.
Поскольку Бог бросил мой жребий и он выпал в Индии, я предал бы своего Создателя, если бы не стал служить индийцам. Не зная, как служить им, я не смогу принести пользу и всему человечеству.
Мне известно, что Господь чаще пребывает с самыми жалкими и смиренными из Своих созданий, нежели с сильными и могущественными, и потому я стремлюсь уподобиться жалким и смиренным. Но достичь этого я могу лишь в служении им. Поэтому-то я всеми силами стараюсь помочь угнетенным классам. А поскольку сделать это невозможно вне политики, мне не остается ничего иного, как заниматься политикой.
Чтобы до глубины души проникнуться бедами и несчастьями отверженных и униженных индийцев, я сам, ничтожнейший из ничтожных, должен принять на себя грехи тех, кого взял под покровительство. Поступая так, я в своем смирении чаю однажды узреть Бога, то есть истину.
Я дам вам талисман от всех напастей. Всякий раз, когда вас охватывает сомнение или когда собственное «я» делается невыносимым, прибегайте к следующему средству.
Вспомните лицо самого бедного и беспомощного из всех людей, кого вам приходилось видеть, и спросите себя, поможет ли ему хоть чем-нибудь шаг, который вы намереваетесь предпринять. Принесет ли он ему какую-нибудь пользу? Даст ли он ему возможность хоть как-то влиять на собственную жизнь и судьбу? Иными словами, поможет ли ваш поступок приблизить сварадж, или самоуправление, для терпящих физический и духовный голод миллионов наших соотечественников?
И тогда и ваши сомнения, и ваше «я» медленно растворятся…
Однажды в беседе со мной один молодой американский миссионер спросил, какую религию я исповедую и какую, на мой взгляд, в будущем изберет Индия?
Я отвечал очень кратко. Указав на двоих больных, находившихся в этот момент в комнате, я сказал: «Моя религия – в служении, а будущее меня не заботит».
Вера есть служение беспомощным. Бог предстает нам в облике беспомощных, больных и несчастных. Одно время я ставил прядение выше религиозных практик. Но это не означает, что их нужно отвергнуть. Я лишь хочу сказать, что дхарма, которую обязаны соблюдать представители всех религий, превосходит их самих, и потому утверждаю, что брахман станет более совершенным брахманом, мусульманин – более совершенным мусульманином, а вишнуит – более совершенным вишнуитом, если будет поворачивать колесо прялки, проникнувшись духом служения.
Если бы я смог прясть, лежа в постели и чувствуя, что прядение помогает мне сосредоточиться на размышлениях о Боге, то, конечно, я отложил бы четки и стал бы поворачивать колесо. Если я достаточно окрепну, чтобы вращать колесо, и должен буду сделать выбор – перебирать четки или поворачивать колесо, я, разумеется, выберу колесо, превратив его в мои четки, если страну в это время будут опустошать голод и бедность. Я жду наступления времени, когда даже молитвенное повторение имени Рамы станет для меня препятствием. Когда я осознаю, что имя Рамы воистину не облечь в слова, мне не понадобится даже повторять его. Прялка, четки и Раманама для меня – одно. Они служат одной и той же цели, они проповедуют мне религию смирения. Я не могу упражняться в ахимсе, не исповедуя религию служения, и я не могу обрести истину, не исповедуя религию ахимсы. А религии, отличной от религии истины, не существует.
Прядение на ручной прялке не может и не должно создавать конкуренцию нынешним фабричным способам производства и стремиться их вытеснить. Цель его – вовсе не в том, чтобы засадить за прялку физически крепкого человека, который мог бы найти другую, неплохо оплачиваемую работу. Единственная причина, по которой я пропагандирую ручное прядение, сводится к следующему: только оно позволит быстро, эффективно и надолго решить проблему вынужденного безделья, в котором почти шесть месяцев в году пребывает бо́льшая часть населения Индии из-за отсутствия подходящего занятия, способного дополнить сельскохозяйственные работы, и, соответственно, постоянного голода, от которого страдает множество индийцев.
Стыдно отдыхать или плотно обедать, если в это время не может найти работу или голодает хоть один физически здоровый мужчина, хоть одна физически здоровая женщина.
Поэтому представьте себе катастрофу: триста миллионов безработных день за днем опускаются все ниже и