Записки, или Исторические воспоминания о Наполеоне - Лора Жюно

Но я не знала, что навязала себе, взяв ее в свою карету. Правда, накануне отъезда ее муж сказал мне:

— Позвольте просить вас не очень быстро ехать. Госпожа Бриссак боязлива в карете, и вы чрезвычайно обяжете меня, если не велите своим лошадям слишком галопировать.

— Мои лошади — почтовые, — отвечала я. — Не думаю, что они любят галопировать. Но будьте спокойны за вашу супругу: я отвечаю за нее.

Но хоть я и была предупреждена, а никак не могла предвидеть того, что случилось. Мы отправились утром. На большой дороге почтальоны пустили лошадей в галоп, забыв мое приказание, потому что почтальон всегда сочтет насмешкой, если вы станете приказывать ему ехать тише. Вдруг чувствую, что моя попутчица судорожно вцепилась в мою руку и запросила пощады. Я думала, не сошла ли она с ума, но вспомнила, что говорили мне о ее трусости, засмеялась и попыталась вырваться из ее рук, потому что это было очень больно.

— Ах, — сказала я, — садитесь (она стояла в карете и, будучи чрезвычайно мала ростом, не доставала головой до империала), садитесь же; нельзя так проехать двадцать лье.

Толчок бросил ее на меня. Я усадила ее, несмотря на сопротивление; новый толчок — и она опять вцепилась в меня, щипала и щипала и была точно сумасшедшая. Сначала я смеялась, но она не переставала бесноваться. Я чувствовала такую боль в руках, плечах, даже в ногах, по которым она била своими ногами, что наконец мне уже расхотелось шутить. Я рассердилась, но она была настоящий ребенок, не понимающий ничего. Мне оставалось или переносить ее крики, или решиться ехать шагом. Я предпочла слушать ее жалобы и ехать хорошей рысью, мне хотелось оказаться в Париже к обеду, а при такой езде, какой она требовала, мы пропутешествовали бы три дня. Наконец мы приехали в мой дом, где она благоволила остаться обедать. Я была рада угостить ее, но клялась, что никогда не соглашусь более путешествовать в одной карете с нею.

— Ну, госпожа губернаторша? Итак, вы упали с осла? — сказал мне император, когда я приехала в Тюильри.

Он знал все. Конечно, не обо мне именно получал он известия, хоть и знал, что я упала с осла; это лишь доказательство, что он имел сведения каждый день обо всем, что делалось у его матери.

Приехав в Париж, я узнала новости, изумившие меня. Говорю узнала, потому что в Пон-сюр-Сене госпожа Летиция поставила за правило никогда не говорить о политике. Вот почему только в Париже узнала я, что Россия отказалась подтвердить предварительный мирный договор между нею и Францией, подписанный в Париже 20 июня. Первого августа сейм в Регенсбурге был извещен о том, что Германская империя отделяется от Австрии, император Наполеон принимает титул протектора Рейнского союза, а четырнадцать немецких государей уже вступили в этот союз. В шесть последовавших лет к союзу присоединились все немецкие государства, кроме Австрии, Пруссии, герцогов Брауншвейгских и Ольденбургских, короля Швеции (в качестве герцога Померании) и короля Дании (как герцога Голштинского). В то же время император Франц II отказался от титула императора Германского и принял титул наследственного императора Австрийского под именем Франца I. Так перестала существовать империя Германская, официально называемая Священной Римской империей.

Войска, которые обязывался выставлять Рейнский союз, распределили таким образом: Франция — двести тысяч человек, Бавария — тридцать тысяч, Вюртемберг — двенадцать тысяч, Баден — восемь; всего двести шестьдесят три тысячи человек.

Глава XXII. Родственники Наполеона

Я уже говорила, кажется, что Голландия избрала принца Луи Бонапарта своим королем. Но французы зря смеялись над тем, что составляло честь их, — Голландия сама требовала у нас владетеля. Подобные насмешки сердили императора: он не любил игр с властью и утверждал, может быть справедливо, что если мы шутим над теми, кто управляет нами, то не уважаем их.

Голландия прислала от себя депутатов. Двор находился тогда в Сен-Клу. Император принял депутатов с непритворной радостью. Я думаю, что он любил своего брата Луи больше всех других братьев, кроме Жозефа; он также питал отеческую нежность к его жене и детям. Блестящая голландская корона, предложенная брату и невестке, стали прекрасным доказательством этого. Он не принимал сопротивления своей воле; он требовал неограниченной покорности и думал, что счастье всех зависит лишь от повиновения ему; но в братьях своих он встретил упорное сопротивление, основанное на их чести и совести, в чем он мог видеть меру их благородства. Поведение Луи в Голландии достойно всякой похвалы.

Император принял голландцев, как уже я сказала, с величайшей благосклонностью и, чтобы выразить это явно, велел призвать юного принца Луи-Наполеона, представил его депутации и сказал ему, чтобы тот мило обошелся с теми, кто пришел просить отца его быть их повелителем. Но как может показать свою любезность пятилетний принц? Разве что прочитает басню, стихи или что-нибудь похожее — придворным все равно! Луи-Наполеон, говорят, не заставил себя упрашивать и тотчас прочитал наизусть басню «Лягушки, просящие царя».

Довольно странно, что я так и не смогла узнать, точно ли произошел этот случай. Я видела, что император очень сердился на эту шутку, и не смела узнавать подробности. Я хорошо знала людей, служивших при молодых принцах, но не настолько, чтоб спрашивать их о подобной истории. Знаю только, что происшествие это долго почитали за верное.

Когда мы дойдем до эпохи смелого сопротивления Луи, желавшего защищать независимость Голландии, я буду счастлива отдать справедливость другу моей матери и всех моих родных: он был человек добродетельный, прямодушный, думающий только о своих обязанностях. Так всегда надобно представлять его себе.

Предчувствие мое в отношении Жерома сбылось в полной мере: он тоже хотел насладиться могуществом и отрекся от клятв своих раньше, чем пропел петух. Он стал императорским и королевским высочеством, был окружен камергерами, кавалерами, пажами, а бедная девица Паттерсон, чье прелестное лицо так восхищало меня, была оставлена; воспоминание о ней очень мало занимало ее мужа-повесу.

— Не правду ли говорила я тебе? — сказала я Жюно, когда мы в первый раз увидели Жерома в придворном наряде.

Впрочем, думаю, не много найдется женщин, которые могли бы сравняться в совершенстве с нынешней его супругою. Я скоро дойду до того времени,