Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков
При слипании ленты с полиэтиленом открывание становилось совсем простым, можно было не опасаться, что лента треснет или будет приклеиваться к пальцам. К ней даже не надо было прикасаться. Если поковырять полиэтилен снизу, где были замяты и оплавлены его излишки после надевания пакетика сверху, со стороны крышки, а потом проделать небольшую дырочку и растянуть её, то этот пакетик можно было стянуть вместе с клейкой лентой, как чулок! И потом так же обратно натянуть на баночку и тем же феном (он у нас был свой) прогреть и залепить нижнюю прореху. И никто не заметит, что ленту снимали с флакона!
Вот именно таких разоблачений и дискуссий, мне кажется, опасался Виталий Семёнов, нервничая и превращая вскрытие пробы Б в нашу корпоративную тайну. Пробы Б всегда подтверждались, и только один раз за девять лет моей работы с Семёновым проба Б не подтвердилась. Это было в пулевой стрельбе, в пробе А был обнаружен пропранол в запредельных концентрациях, однако проба Б оказалась чистой.
Мы все тогда очень удивились, и только.
5.3 Первый чемпионат мира в закрытых помещениях. — Симпозиум во Флоренции
Новый, 1987 год оказался сложным и интересным. Зимой в США, в Индианаполисе, состоялся первый в истории чемпионат мира IAAF по лёгкой атлетике в закрытых помещениях. Так федерация отметила своё 75-летие. Сборная команда СССР проходила выездной контроль, наши методики работали замечательно, и те бестолковые или упрямые бегуны и прыгуны, не верившие, что инъекции станозолола определяются в течение трёх месяцев, остались дома. В советское время никакой скидки на былые заслуги не делали, всё было строго: раз твоя проба «светится», то сиди дома и не отсвечивай за границей. Дома осталась Надежда Олизаренко, олимпийская чемпионка 1980 года в беге на 800 метров: вместо Индианаполиса она пробежала в манеже ЦСКА 600 метров с высшим мировым достижением — 1:24.68, как тогда говорили, «отстрелялась на фармакологии»: действительно, «заряд» оказался неслабый: её результат оставался непревзойдённым семнадцать лет.
В том же 1987 году, в мае, IAAF организовала первый Антидопинговый симпозиум во Флоренции. Профессор Манфред Донике, являясь членом медицинской комиссии IAAF, персонально пригласил В. П. Уральца сделать доклад о работе нашей лаборатории. Другой член медицинской комиссии IAAF, Г. П. Воробьёв, главный распространитель анаболиков в советской лёгкой атлетике, должен был рассказать об успехах в борьбе с допингом в этом виде спорта. Воробьёв и Семёнов были весьма озадачены, можно ли вообще сообщать о случаях обнаружения допинга в СССР, и если об этом доложить, то какое количество положительных проб следовало объявить в лёгкой атлетике? Вот если бы знать заранее, сколько положительных проб в прошлом году было в Лос-Анджелесе у Кетлина или в Кёльне у Донике! Положим, у них было по 15 или 20 положительных, тогда можно было бы объявить, что у нас было 4 или 7. Виктора Уральца расчёты «наших прохиндеев», как он их называл, очень веселили, особенно если учесть, что у нас за один месяц бывало 20 положительных проб в лёгкой атлетике.
Не знаю, как там они во Флоренции извернулись, но главным итогом симпозиума стал сборник докладов, небольшая книжечка, в которой Донике впервые опубликовал все кёльнские методики. Этот сборник станет основным пунктом в библиографии всех научных публикаций в области допингового контроля на много лет вперёд.
5.4 Поездка в Финляндию на лабораторном автобусе. — Я оставил пробы!
Забыл сказать, что ещё у нас была мобильная лаборатория на базе большого и красивого, бело-голубого, дизельного автобуса марки «Кароса» чехословацкого производства. Мы на нём пару раз в год ездили на обязательные субботники и на овощебазы всем составом лаборатории. Вообще, мобильная лаборатория была дорогим приобретением, но Виталий Семёнов умело воспользовался моментом, когда маркиз Хуан Антонио Самаранч, президент МОК с 1980 года, заявил, что надо усиливать борьбу с допингом и создавать передвижные лаборатории для проведения крупных соревнований в тех странах, где нет аккредитованных лабораторий. Семёнов быстро написал письмо в Спорткомитет с обоснованием закупки, сослался на актуальность проекта и на самого маркиза Самаранча, тот со своей стороны прислал письмо в поддержку столь важного начинания. Маркиз Самаранч, как и принц де Мерод, Семёнова уважал и поддерживал. Заявка попала в планы закупок, и проект был реализован. В автобусе можно было установить хроматограф и масс-спектрометр, там были хорошие тяга и мойка, холодильники и шкафчики, а ещё сирена и мигалка, как у скорой помощи. Для стационарной работы в качестве лаборатории автобус подключали к внешнему источнику электричества и водоснабжения.
В марте профессор Донике прислал именные приглашения мне и Уральцу для участия в Кёльнском симпозиуме в начале июня. Обрадовавшись, мы сразу начали суетиться с оформлением поездки, но Семёнов поманил нас к себе в кабинет, закрыл дверь и объявил, что мы должны обеспечить проведение допингового контроля во время международной велогонки Baltic Sea Friendship Race, она стартует в Ленинграде и оттуда движется в Финляндию, где пройдут заключительные этапы. Виктор Уралец, я и шофёр Михаил Ермаков должны начать оформление документов. Для нас с Мишкой это был первый выезд в капиталистическую страну, поэтому нам надо было срочно сдать анализы из всех отверстий, а потом записаться и пройти осмотры этих отверстий в диспансерах с нехорошими названиями.
Поехать сразу в две капиталистические страны, Финляндию и Западную Германию, где я ни разу не был, было несбыточной мечтой. Для советского учёного, кандидата наук, приличным вариантом считалось раз в два года выезжать в соцстраны на конференции, однако поездка в капиталистическую страну была редким и счастливым случаем. Чтобы дуплетом, в течение одного месяца, побывать сразу в двух капстранах, это, по меркам химического факультета МГУ, надо было быть профессором или заведующим кафедрой, само собою, членом КПСС, а ещё лучше членом парткома или профкома факультета. Но Госкомспорт во времена СССР был беспрецедентно выездной структурой, и на нашу поездку в Финляндию, куда надо было два дня тащиться на автобусе, чтобы там ночами в нём работать, смотрели как на тяжёлую повинность, завидовать тут было нечему.
Сначала мы приехали в Ольгино (это недалеко от Ленинграда), где прошли первые этапы велогонки, затем переехали в Финляндию, в Хювинкя (Hyvinkää), где гонцы, участники гонки, жили в пригороде, в большом отеле
