Записки, или Исторические воспоминания о Наполеоне - Лора Жюно

Итак, генерал, может быть, вы вступите в Лиссабон как союзник. В Париже максимум через два дня станет известно, когда именно вы придете в Лиссабон, и через двадцать четыре часа после этого новый курьер отправится к вам с окончательным решением императора. Можно почитать достоверным, судя по чувствам, изъявленным Португалией, что этот курьер привезет вам объявление о невозможности согласиться на предложения португальского правительства и что вследствие этого с Португалией следует поступить как с неприятельской стороной. Десяток кораблей и верфи в руках наших были бы чрезвычайным преимуществом. Все речи ваши, генерал, должны обращаться к исполнению этого великого намерения. Преданность ваша императору и усердие, с каким, уверен я, исполните вы приказания его, заставляют меня надеяться на успех этого предприятия, ибо трудно предположить, чтобы Португалия решилась сопротивляться. Еще менее думают здесь, что португальский принц решится отправиться в Бразилию.

Тайная конвенция, заключенная с Испанией, будет доставлена вам с первым курьером, и вы увидите из нее, что испанские войска, которые составляют часть вашей армии, останутся под вашим командованием.

Императору угодно, генерал, чтобы вы не удалялись от прямой линии и не заходили ни в Мадрид, ни в какое другое место. Император желает, чтобы вы были при первом корпусе войск, который придет в Сиудад-Родриго.

Важное поручение, отданное вашему превосходительству, будет иметь существенный успех, если своею осторожностью и речами достигнете вы обладания португальской эскадрой. Внушайте всем, что посланы единственно для соглашений. Впрочем, всякая речь ваша будет хороша, лишь бы вы овладели эскадрой.

Его Величество император написал мне собственноручно, что ни в коем случае вы не должны подписывать никакого договора с португальцами.

Примите, генерал, уверение в неизменном моем уважении.

Военный министр Кларк».

Я переписала почти все это письмо, потому что нахожу его достойным особенного замечания по содержанию его. Это любопытное свидетельство для истории.

Жюно разозлился, когда получил его. Некоторое время было ему очень больно. Потом, призвав своего любимого курьера, он отправил его в Париж с приказанием разбудить меня, если он приедет ночью, и отдать посланные с ним пакеты. Курьер приехал в одиннадцать часов утра; я была в Ренси. Читая письмо Жюно, я видела, что он глубоко оскорблен. Он написал мне чрезвычайно длинное письмо и в нем велел немедленно отослать по назначению пакет, адресованный императору, и другое маленькое письмецо, адресованное военному министру. Если б я могла знать, что было написано в нем, я никогда не отослала бы его.

В письме своем к императору Жюно говорил почтительно, без гнева, но с достоинством (после я видела черновик письма его — он превосходен). Он говорил, что ему нельзя служить более, если он получит еще одно такое письмо, какое имеет честь послать его величеству в копии. Он умолял императора избрать другого главнокомандующего, если ему угодно, чтобы он переписывался с таким человеком, как Кларк. Это письмо Жюно к императору есть, может быть, одно из самых замечательных писем его, какие я только знаю, а известно, что он писал превосходно. Император был не только доволен письмом его, но и отдал полную справедливость Жюно: он призвал генерала Кларка в Тюильри и намылил ему голову, как сказал после сам…

Что касается маленького письма, которое по поручению Жюно послала я генералу Кларку, мне не передать собственных выражений его, но мне известны и смысл письма, и даже первая фраза его: «Вы справедливо говорите, что всякая речь хороша. И сами очень хорошо доказываете это».

В письме говорилось, что если Жюно получит от Кларка еще одно подобное, он тотчас поскачет к нему, где бы тот ни был, и потребует отчета в невежливости, с какой написал он свое письмо. Такой грубый тон, прибавлял он, нестерпим для великого офицера Империи, для того, кто удостоен государем звания первого адъютанта его и губернатора доброго города Парижа. «Клянусь честью, — говорил Жюно в заключение, — это письмо не к министру, это не деловое письмо: это вызов мой вам, если вы еще будете упорствовать в вашей нахальстве со мной, как, впрочем, и со всеми моими товарищами. Избирайте мир или войну — это надобно кончить».

Кларк отвечал собственноручно небольшим и очень милым письмом, потому что он умел это делать, когда хотел, уверяя, что его единственное желание жить в добром согласии с главнокомандующими. Он прибавлял, что со многими из них это невозможно. Я знаю, что он, может быть, говорил не без основания.

Жюно отправился в Лиссабон, и армия его уже прошла через Алькантару, а в Париже, по крайней мере среди простого народа, еще не знали, куда идет эта армия. Надобно было прийти в Лиссабон как можно скорее. В этом отношении имелись не только точные предписания министра, но и решительные письма императора. Чтобы достичь назначенной цели, Жюно должен был пожертвовать многим.

Португальский поход есть, может быть, самый замечательный из всех, какие только совершались перед нашими глазами за последние сорок лет. Я говорю о первом походе в Португалию. Это надобно понять хорошенько, потому что их было три, и я, нося имя Жюно, не хочу, чтобы это имя приплетали ко второму или третьему походу. При Наполеоне непременно надобно было побеждать. Он никогда не знал до этого времени поражений и не хотел также, чтобы его сподвижники их испытывали. Конвенция, заключенная в Синтре, как ни была знаменита и как ни представляла удивительным характер человека, который добился ее у неприятеля, впятеро сильнее его, эта конвенция — единственный акт, которым Англия договаривалась с Империей, и потому не удовлетворяла его: Наполеон хотел побед. Более того, он хотел, чтобы победы одерживали с новобранцами, без оружия, без денег. Он требовал, чтобы оставались всегда победителями. Не могу порицать его за это, хотя вижу в этом излишнюю строгость.

В письме военного министра к Жюно видна главная мысль императора: он хотел не допустить, чтобы Португалия отдала свой флот и гавани Англии. Это желание сделалось главной, навязчивой идеей, впоследствии погубившей все остальное.

Глава XXXIV. Непримиримый Люсьен

Праздники по поводу бракосочетания короля Вестфалии продолжались, и двор в Фонтенбло казался еще более блестящим, чем во времена Людовика XIV. Каждый день устраивался какой-нибудь новый праздник,