Избранные воспоминания и статьи - Осип Аронович Пятницкий
У моего брата очень часто собирались товарищи для совместного чтения. Кто-то читал и объяснял им прочитанное. Часто читки затягивались за полночь. Иногда приходившие к брату товарищи громко, резко и сердито спорили между собой. Позже я сообразил, что собрания, на которых происходила читка, представляли собой не то кружок самообразования, не то собрания политического кружка, другие же были просто организационными собраниями профсоюза столяров. Сколько ни напрягаю память, не могу припомнить, чтобы на всех этих собраниях бывали рабочие других профессий.
Вначале, во время читок, собраний, дискуссий и пр., меня выгоняли из комнаты, но потом я вошел как «полноправный», хотя и молчаливый член всех этих собраний, читок.
Вскоре после моего приезда в Ковно начались обыски и аресты. Активные члены кружка самообразования и нелегального профсоюза столяров, собиравшиеся у моего брата, стали давать мне конспиративные и ответственные поручения: отвозить литературу из Ковно в Вильно, передавать пакеты с литературой и со шрифтом товарищам в разных частях города и т. д.
На совещаниях и заседаниях профсоюзного центра столяров, на которых я иногда присутствовал, определялась недельная или дневная заработная плата для разных категорий рабочих-столяров, ниже которой никто не должен был брать за работу. Для столяров существовала биржа труда на улице (дело было летом), куда приходили подрядчики и хозяева нанимать рабочих. Кажется, в то лето столяры крупных стачек не проводили, но рабочие других профессий бастовали (рабочие гильзовых фабрик, портные и т. д.).
На общих собраниях столяров я не бывал. Не знаю, созывались ли они вообще. Рабочие всех профессий собирались на общей бирже (биржа сначала помещалась на Алексотском мосту, а потом была переведена к дому губернатора), а в плохую погоду — в чайной общества трезвости. Собрания эти не носили того характера, к которому мы теперь привыкли: не было ни председателя, ни секретаря, ни порядка дня, — был просто беспорядочный обмен мнений по разным вопросам.
Активные товарищи из союза столяров нередко устраивали вечеринки. На них произносились краткие речи, и каждый по очереди должен был произнести тост, вроде: «Долой капитализм!», «Да здравствует социализм!» и т. п. Особенно запомнились мне двое рабочих-столяров: один молодой, лет 20–21, другой уже старик. Первый был очень энергичен, быстро схватывал суть вопроса, к тому же говорил хорошо и красиво. Его любили и уважали рабочие. Имя его было Зундель. Когда он отправился в воинское присутствие на призыв, многие товарищи с нетерпением ждали целый день около присутствия, чтобы узнать, приняли ли его в солдаты (в 1905 г. я его встретил в Берлине. Он был сторонником большинства в РСДРП и собирался в Россию по поручению редакции «Вперед»). Второй приехал не то из Англии, не то из Америки, где он был служащим в партийном клубе или библиотеке. Он много рассказывал о заграничных собраниях и был очень начитан, говорил и о книгах. Его слушали со вниманием и уважали. К сожалению, я забыл его имя.
Солидарность среди рабочих разных профессий была очень велика. Во время стачек других профессий столяры не только помогали деньгами и советом, но и агитировали среди бастующих рабочих и работниц, задерживали штрейкбрехеров около мастерских и фабрик, не допуская их туда. Во время всеобщей стачки щетинщиков Кибарты, Вильковишек, Сувалок и других городов пограничной с Германией полосы фабриканты пытались оказывать давление на забастовщиков, местных жителей этих городов, через их родных. Профсоюз щетинщиков направил тогда забастовщиков в Ковно, и передовые ковенские рабочие очень охотно принимали в свои убогие жилища бастовавших щетинщиков.
Очень часто происходили при этом между штрейкбрехерами и пикетами стачечников столкновения, результатом которых бывали аресты среди последних. Должен отметить, что к арестованным отношение рабочих было великолепное, можно даже сказать, что к ним относились с благоговением. Помню, как вскоре после моего приезда в Вильно, в 1899 г., мы, рабочие мастерских, узнали, что одного сапожника, по имени Мендель Гарб, и других товарищей высылают в Сибирь. Рабочие бросили работу, побежали на железнодорожный путь и, когда показался арестантский вагон, встретили его криками приветствия в честь высылаемых и проклятиями царскому режиму. Насколько я могу теперь судить, эта демонстрация произошла совсем стихийно. Это был не единственный случай. Еще раньше, во время еврейских осенних праздников, когда Вилькомир был полон приезжими рабочими из крупных городов черты оседлости, стало известно, что этапным порядком должен прибыть из Ковно сидевший там в тюрьме рабочий-портной. Громадная толпа рабочих поджидала его много часов. Когда же он наконец очутился на свободе, рабочие таскали его к себе из квартиры в квартиру: каждый хотел чем-нибудь выразить свое теплое отношение к нему.
Так как арестованных избивали в участках, то было опасение, как бы они на допросах невольно и бессознательно не назвали своих товарищей. Поэтому активные и сознательные товарищи вели энергичную агитацию о том, как нужно держать себя на допросах и при аресте (позже была издана даже специальная книжка об этом[1]). Тех, кто плохо держался на допросах, изгоняли из рабочей среды и сторонились, как зачумленных. С теми же, кто сознательно выдавал, расправлялись немилосердно. (Помню случай, когда в Вильно на бирже распространился слух, что приехал предатель из Риги. Его тотчас разыскали, заманили в глухой переулок около биржи и там избили до смерти.) Так как на квартире у брата, где я жил, обыски бывали по всякому поводу, то науку о том, как держать себя во время ареста, я усвоил основательно еще до своего первого ареста.
В середине 1898 г. я стал против воли старшего брата, который хотел, чтобы я учился, прежде чем войти в революционное движение, полноправным и активным членом и участником кружков, массовок, биржи и нелегального профсоюза портных. Это и был момент моего фактического вхождения в с.-д. организацию.
В Ковно рабочие, с которыми мне приходилось тогда встречаться, работали главным образом в мелких и средних мастерских. Организованы они были в нелегальные профсоюзы по профессиям. Главная борьба шла за сокращение рабочего дня до 12 часов и повышение заработной платы. Методы работы — групповая и одиночная агитация за эти требования, стачки. К штрейкбрехерам, кроме воздействия словом, применялось и насилие, а хозяевам, у которых нельзя было устроить забастовки из-за несознательности работающих, били стекла. Это очень помогало. К таким же методам прибегал и союз, членом которого я состоял. На собраниях рабочих и работниц читались книжки: Дикштейна «Кто чем живет?»
