За мной, читатель! Роман о Михаиле Булгакове - Александр Юрьевич Сегень

– Но тебя надо было на ноги поставить.

– Я скоро устроюсь на работу.

– Куда? Не смеши меня, Миша!

– А что же, уныло ждать, пока придут, арестуют и расстреляют?

Глава восьмая

Опять война

1939

В последний день августа Михаил Афанасьевич совсем оклемался после неудачной поездки в Батум, голова не болела, ничего не дергалось, никакой тоски и уныния. Заглянул на минутку Дмитриев, он ему:

– Володя, айда на байдарках кататься!

А ведь еще вчера умирал в кабинет-спальне, будто в склепе. И поехал, и катался, и вернулся весьма довольный сам собой.

– Завтра с нами поедешь.

– И Марику захватим. А то Сергей опять в командировку. Ну какие у него командировки? Может, он шпион?

Люсе очень нравился красавец Дмитриев, в прошлом году попавший под кровавое колесо террора – арестовали и расстреляли его жену, тоже красавицу, Лизу Долуханову. Какая пара была! Остался с пятилетней Танечкой. И Елена Сергеевна решила его окрутить с Марикой:

– Ермолинский себе другую найдет в своих командировках.

В знаменательный для их семьи день первого сентября Булгаков принес жене огромный букет белых и пурпурных лилий:

– Семь лет, Люсенька. Поздравляю тебя, любовь моя! Погодка-то какая, давай праздновать вне жилища?

– Я сама хотела предложить.

Катались на теплоходе по Москве-реке, обдуваемые ласковым ветерком. Потом женщины сидели на станции яхт-клуба, а мужчины бравировали перед ними умением управлять байдарками. Чудесный день! А вечером праздновали дома, и, когда из школы вернулся Сережа, вчера только приехавший из Анапы, Михаил Афанасьевич заявил:

– Люсинда, а что мы с тобой тогда дальше в Батум не поехали? Вот дураки-то! Может, сейчас опомнимся да поедем? Тюпу с собой возьмем.

У отчима с пасынком с самого начала их знакомства установились смешные прозвища: Булгаков звал Сережу Тюпой, а тот его – Потапом.

– Ну вот еще! А школа? У отца поживет, – воодушевилась Елена Сергеевна и тотчас же стала хлопотать по поводу билетов на поезд, быстренько заказала через замдиректора Большого театра Леонтьева на десятое сентября. Ура!

Но на другой день все вокруг заговорили о войне и что немцы только начнут с Польши, а потом и до нас доберутся. Булгаков, покрутившись часок в Большом театре на открытии сезона, вернулся домой с горящим взором:

– Наши дипломаты утверждают, что это не шуточки. Немцы с запада, словаки с юга вторглись на территорию Польши и молотят не по-детски. Поделом полячишкам, что не захотели с нами военный договор заключать. Теперь гонор их погубит.

– А говорят, у Польши самая сильная армия в Европе, – важно заметил Сережа. Он за время отдыха подрос маленько.

Сын Шиловского, живущий у Булгакова, души не чаял в отчиме, любил с ним беседовать на разные темы, особенно политические, кто кого поборет, случись война. Славный двенадцатилетний мальчишка.

– Может, и сильная, да полетит вверх тормашками на седьмые сутки, помяни мое слово, – рассудил отчим.

В тот же вечер по радио объявили о введении в СССР всеобщей воинской повинности, причем призывались не в двадцать один год, как доселе, а девятнадцатилетние и даже в некоторых категориях граждан – восемнадцатилетние. Елена Сергеевна трагически обмякла – старший ее сын подпадал!

– И в какой мы теперь Батум поедем?

– Погоди кудахтать, – нахмурился Михаил Афанасьевич. – Во-первых, у нас с Германией пакт Молотова – Агитпропа. Во-вторых, пока Гитлер с Польшей разберется. Бьюсь об заклад, в этом году мы с ним воевать не будем.

На другой день он с утра до вечера пел искаженный гимн Польши:

– Ешче Польска не сгниела, пока мы живьеме, ешче водка не скиснела, пока мы пиеме…

Вечером явились Ермолинский и сосед по лестничной клетке драматург Файко. Слушая радио, гомонили.

– Главное, вы мне скажите, почему Англия и Франция молчат?

– Слопает Гитлер Польшу, а они только скажут: «Приятного аппетита», как с Чехией. Грядет второй Мюнхен, – пророчествовал Файко.

А Елена Сергеевна глубокомысленно заметила:

– Ах, как это мне напоминает начало картины Уэллса «Будущее»!

– А у нас в школе некоторые ребята хотят идти добровольцами за Польшу воевать, – сообщил Сережа.

– Ну и дураки, – буркнул Михаил Афанасьевич.

Файковское предсказание не сбылось, на третий день Франция и Англия объявили войну Германии, к ним тотчас присоединились Австралия и Новая Зеландия.

– Это уже пахнет новой мировой войной, – прозорливо сказал Булгаков. – Читали, немцы вовсю бомбят Варшаву, Краков, Лодзь, Люблин?

– Только бы Сталин не встал на сторону Англии и Франции! – вздохнул Тюпа.

– Не дай бог, – согласилась его мама.

– Он что, по-вашему, дурак? – возмутился его отчим. – Польша – извечный враг России. Как, впрочем, и Германия.

– А Англия и Франция друзья? Ни за кого нельзя вступаться, – добавила жена отчима. – Хоть бы нам соблюсти нейтралитет! Хотя бы раз в истории чтобы нас не вплели в общую драку.

Буря на карте мировой политики еще больше оживила Михаила Афанасьевича. Теперь, конечно, Сталину точно не до него, но потому и не так обидно, когда такие глобальные вопросы, что великому вождю не до великого писателя.

На пятый день войны США, Япония и Испания объявили о нейтралитете, а польское правительство бежало из Варшавы.

Седьмого сентября у Булгаковых гостили Калишьян с женой и Хмелев, который сыграл в первой постановке «Дней Турбиных» Лариосика, в «Мольере» – мольеровского слугу Бутона, а в «Батуме» должен был играть Сталина. Смеялись над Непалом, объявившим войну Германии следом за Англией, Францией, Ньюфаундлендом и Южной Африкой.

– Непал смертью храбрых на поле боя, – сострил Булгаков.

– Каждый непалец непальцем делан, – добавил Хмелев.

– Непальцу палец в рот не клади, – продолжила Елена Сергеевна.

– Да уж, теперь Гитлер скапустится, с Непалом воевать – шутки плохи, – сказал Калишьян. – А вы что, опять в Батум намылились? С ума сошли? Газет не читаете? Там наводнение после страшных ливневых дождей. Потоп. Потопище!

– Слушайте, Григорий Михайлович, вы решили всегда вставать между нами и краем, где цветут апельсины? – возмутился Булгаков.

– Да и вообще, уж мне, как директору МХАТа, обстановочка известна. Белорусскую железную дорогу для пассажирского движения закрыли, половина московских такси отмобилизована, а грузовики полностью все, большую часть учрежденческих машин тоже мобилизовали, авиасообщение вообще закрыто. Восемнадцать школ закрыты и взяты под призывные пункты. А некоторые – под госпитали.

– Но ведь мы ни с кем не собираемся воевать, как мне кажется, – тревожилась Люся.

– Милочка! Это мы ни с кем, а с нами еще как хотят. Войска эшелонами идут на западную границу и на Дальний Восток. К нам сходятся все векторы, векторы! Польша для Гитлера только закуска. Михаил Афанасьевич, так что с пьесой о современности? К Новому