Левитан и Софья Кувшинникова - Иван Васильевич Евдокимов
— Держи его, вставшего из мертвых! — крикнул Антон Павлович, кидаясь вдогонку за художником.
Преследуемый Левитан мчался легко и ловко. Погоня далеко отстала.
День в Бабкине начинался очень рано. Любили летние утра, тихие, прозрачные, свежие. В семь часов Антон Павлович сидел уже за столиком, приспособив для этого ножную швейную машину, и писал. Левитан опережал даже самого раннего из ранних. Садовник Василий Иванович страдал бессонницей. Он выходил до света поглядеть на свою «трапику» и «ботанику», а Исаак Ильич уже спешил по главной аллее в поле. Один раз словоохотливый Василий Иванович попробовал задержать его. Ласковый и приветливый в обычное время, художник так окрысился на садовника, словно тот был его лютый враг. Садовник насмешливым взглядом провожал Левитана. Казалось, художник бежал на тайное свидание с чужой женой.
Василий Иванович, наконец не совладав со своим любопытством, прокрался за Левитаном в глубокий овраг, за версту от Бабкина. Художник сидел перед своим холстом невдалеке от ручья, вытекавшего из бочага. Садовник, смотря сквозь куст, увидел этот ручей, извилистый и полный, и бочаг в осоке с желтенькими кубышками перенесенными на холст.
Антон Павлович до страсти любил собирать грибы и часто ходил в лес. Здесь Чехов почти всегда натыкался на работающего Левитана где-нибудь на лесной опушке, в лугах, на пригорке, у реки… Антон Павлович старался проскользнуть мимо незамеченным, чтобы не помешать.
Стены сарайчика быстро покрылись рядами этюдов. Скоро их стало некуда вешать. Все Бабкино следило с восхищением за подвигом художника.
Иногда Левитан наотрез отказывался принимать участие в очередной потехе, почти не ночевал дома, все время проводя за работой. Этот левитановский рабочий запой расстраивал задуманные Антоном Павловичем очередные представления, и Чехов даже сердился на художника-затворника. Иногда на дверях левитановского жилья появлялась надпись: «Торговля скороспелыми картинами ковенского купца Исаака сына Левитанова».
Художник не оставался в долгу. В большом квадратном окне, перед которым стояла швейная машина — чеховский письменный стол, — Исаак Ильич наклеивал аляповато разрисованную и размалеванную вывеску. На ней было написано: «Доктор Чехов принимает заказы от любого плохого журнала. Исполнение аккуратное и быстрое. В день по штуке».
Иногда в Бабкине становилось тихо на несколько дней. Чехов и Левитан, увлеченные работой, сидели безвыходно в своих комнатах, не показывались в большом доме, где по вечерам после ужина Киселевы устраивали обычный прием жильцов. Когда затворничество писателя и художника кончалось, они входили к Киселевым один за другим, их встречали радостными криками, Мария Владимировна играла на фортепьяно туши. Эти вечера бывали самыми шумными.
На один из них Левитан явился с Вестой. Друзья догадались, что художник хотел показать какой-то новый фокус. Исаак Ильич позвенел ключами. Веста насторожилась и завиляла хвостом. Художник прятал ключи в самые потайные закоулки. Ключи собака находила и приносила в зубах. В доме стало тесно. Вышли в парк. Левитан швырял в кусты ключи, подвешивал на высокие ветки, зарывал в землю — Веста вытаскивала их отовсюду. Наконец он бросил их в большую кадку с дождевой водой. Собака начала носиться кругом кадки, жалобно заскулила, попробовала достать и не могла. Вдруг она остановилась, словно обдумывая, что ей делать, посмотрела пристально на Левитана, лизнула его руку и начала пить воду Из кадки. Веста пила жадно, не отрываясь, она уже сама становилась как бочонок.
— Отгоните ее, — мрачно сказал Антон Павлович, — бедное животное решило выпить всю кадку.
Собачья настойчивость была непреклонна. Веста не слушала хозяина. Он возмутился такой непокорностью и даже ударил свою любимицу арапником.
Антон Павлович и Левитан были заядлые рыбаки. Они уступали в этом пристрастии к удочкам только Марии Владимировне, совершенно помешанной на карасях, ершах, окунях, и на донках, полудонках, проводках, жерлицах. Плотники должны были строить купальню, но они больше занимались рыбной ловлей, чем делом, упорно доставая из-под коряг налимов. Левитан стоял по горло в воде рядом с Чеховым и смотрел на неуклюжих рыболовов зло и презрительно, раздражаясь их неумением поймать рыбу. Когда ловцы слишком беспокойно завопили, художник не выдержал и поплыл на подмогу. То же сделал Чехов.
— Дайте, дайте мне, — закричал Левитан, — я высокий. Я ногой заткну нору и потихоньку опущусь с руками. Они у меня цепкие, ногти длинные — от меня не уйдет.
Каждому хотелось первому поднять рыбу со дна. Плотники загородили широкими спинами подступ к коряге.
— Нет уж, господин художник, — сказал один торопливо и боязливо, — мы сами… Мы ведь попривышнее. А то удим, удим, а рыбку есть не будем… Мы не с такими справлялись. У нас на родине речка Ломуха вся в подмоинах, в берегах норы — бревнами тычь. Так мы, милый человек, с сеточкой, с бредешком придем к омутам в Косом Броду и ну сперва рыбу пугать из глубоких подмоин, из норок выгонять. Я раз головой нырнул в нору под крутым берегом. До пояса ушел. Лещи, язи, головли в лицо мне хвостами бьют. Занятно. А чуть бы оттолкнуться, не пушшает, голову зажало. Когда вынырнул, мужики глядят, уши у меня в крови и щека — ободрал, из тесноты лезучи. Рыбу все-таки в омут вызволил. Вдругорядь нырнул ножками. Всю ее вытолкал. Щекотно было подошвам. Тычет она головками скользкими, другая хвостом, как кисточкой, гладит, смех… Налим нам нипочем… Рыба легкая — лед гладкий, — не укусит по-щучьи, не уколет по-ершиному, а пальцы у нас шероховатые, ухватят, не отпустят…
Все-таки налима упустили. Левитан так ругался, точно рыба была его собственная, добытая с большим трудом. Чехов подтравливал и баском похохатывал. Плотники извинялись. Только один рискнул робко оспорить художника.
— Налим, он хуже змеи, — сказал большой дядя в прилипших к телу домотканых серых портах, — взять трудно. Вы бы, как знать, не хуже нашего обремизились… В воде дело тайное, неясное, руки вслепую…
Антон Павлович запомнил этот день, задумав написать «Налима». В Бабкине он нашел сюжеты многих вещей, как чудная природа Бабкина дала разнообразные, оригинальные мотивы Левитану.
Однажды вечером у Киселевых была разыграна первоначальная