Записки, или Исторические воспоминания о Наполеоне - Лора Жюно
— Чтобы я возвратил ему записки его?! — закричал Фуше и начал бегать по комнате, как сумасшедший. — А где прикажете мне взять их? Я сжег их, говорю вам! Я уже клялся в этом и поклянусь еще, сколько угодно.
У Дюбуа были предписания точные и определенные, а с Наполеоном не смели шутить, уклоняясь от исполнения его воли. Надо было повиноваться, и потому надо было произнести слово тюрьма.
Едва герцог услышал это слово, как мертвенный цвет покрыл лицо его, и без того уже серое. Граф Дюбуа думал, что с ним сделается обморок. Ноги Фуше подкосились, и он упал в кресла, совершенно уничтоженный.
— В тюрьму, меня в тюрьму?! Но что же он хочет сделать со мной? Назначит суд, говорите вы?
Он вскочил и опять стал бегать по комнате. Префект старался успокоить его и снова заговорил об отдаче бумаг.
— Но, я повторяю вам, что они все уничтожены! Сожжены! Неужели думаете вы, милостивый государь, что я оставил бы у себя бумаги, которые могли когда-нибудь погубить меня, повести на виселицу моих детей, внуков, потомков до четвертого колена?!
И он продолжал бегать по комнате, ударялся о мебель, сжимал руки, пребывая в совершенном отчаянии.
Префект сжалился над ним. Это было благородно с его стороны, потому что Фуше, по его мнению, никогда и ничего не сделал бы для него в подобном случае.
— Послушайте, — сказал Дюбуа, — я опечатаю какие-нибудь ваши бумаги: ведь у вас верно есть какие-нибудь. Императору скажу, что вы не хотели отдать мне ничего, и Реалю останется только приехать и вскрыть печати. Реаль, кажется, вам друг. С императором страшно только первое движение. Ему надобно успокоить свой гнев, и на другой день часто не остается никаких следов. Успокойтесь, и все пойдет хорошо.
Они в самом деле собрали множество бумаг, самых незначительных, потому что других, кажется, не было[227]. Граф Дюбуа наложил свою печать на всю эту коллекцию и потом, распростившись с опальным министром, возвратился в Париж, чтобы отдать отчет в своем поручении. Император сначала вспыхнул, начал браниться и хотел непременно придать герцога суду; но префект рассказал ему о своей поездке в Феррьер как человек государственный и как человек умный; он убедил императора, что бумаги действительно сожжены.
— Это доказывает смертельный страх его, — говорил он. — Ваше величество, благоволите послать в Феррьер другого государственного советника, потому что я не могу всякий день совершать такие поездки, дела моего департамента пострадали бы от этого. Пошлите Реаля или другого, кого угодно вам.
Император согласился. Реаль снял печати с бумаг и сделал опись. Следствием всего этого шума стало вступление в должность герцога Ровиго.
Та же интрига, которая низвергла Фуше, подорвала и положение графа Дюбуа, только шестью месяцами позже. Что касается герцога Отрантского, назначение его губернатором Рима не имело больших последствий, и он выдерживал род нравственного изгнания до той поры, пока не вступил опять в должность. Это была ошибка императора: если Фуше действительно раз заслужил изгнание, то гораздо больше заслуживал он этого через три года, потому что был оскорблен и не прощал никогда.
Глава LIV. Жозеф, король Испанский
Король Испанский всего несколько минут провел с Жюно, однако успел сказать, что положение всего полуострова делает его истинно несчастливым.
— Я говорил об этом брату, — сказал он, — и говорил резко, тогда как раньше старался не ссориться с ним. Конечно, мои личные отношения не значат ничего в сравнении с пользой государства. Но на мне лежит ответственность за судьбу целого народа, и я, конечно, не окажусь слаб перед такой обязанностью.
Уже в 1810 году в Европе Жозеф поступал мужественно. Вот несколько слов из ноты, посланной его министром 8 марта 1810 года французскому послу в Мадриде, господину Лафоре. Эта нота писана в Малаге в то время, когда император учредил военные управления во многих областях Испании.
Король Испанский сообщал брату в этой ноте, что не может не представить ему соображения несчастья и замешательства, почти всегда являющиеся следствием управления чисто военного; что в то время, которое казалось самым благоприятным для образования областей на левом берегу Эбро, согласно конституции и в качестве примера другим, прискорбно видеть их, напротив, подвергнутым всей строгости военного управления. Наученный опытом, с тех пор как некоторые французские генералы самочинно хотели взимать и расходовать государственные доходы в завоеванных ими областях, его величество оставался убежденным, что их распоряжения должны встречать на каждом шагу непреодолимые препятствия и привести к величайшим беспорядкам; легко представить себе, писал он, отчуждение платящих подати, когда приказания о сборе налогов отдает власть чуждая, не учитывающая установленных обычаев и даже не знающая их. «Не следует терять из виду, — продолжал он, — того, сколько труда стоило внушить народу, что его хотят не покорить, а только сделать независимым и оставить испанским народом, каким был он прежде».
Когда военный правитель Бискайи издал указ, в котором давал понять, что в этой области действует власть императора, король Жозеф все еще оставался в Андалузии. Семнадцатого марта он написал из Гренады, где находился тогда, другую ноту, в которой сожалел о системе, принятой братом при оказании ему помощи, потому что, говорил он, слишком дорого платить за мощь стыдом народа.
«Да и каких следствий можно ожидать, действуя таким образом: не признавая королевской власти, попирая народную честь, раздробляя монархию? Такие поступки могут произвести только пагубные, страшные последствия, и мы уже видим тщету усилий короля Испанского в достижении общего мира, унижение и разорение народа, потерю Америки, бегство значительного числа испанцев из отечества. Пора остановить этот пожар, который может усилиться и произвести страшные опустошения, породить новые препятствия и погубить гордый народ, одаренный неукротимым характером, народ, который способен скорее погибнуть совершенно, нежели существовать под игом и в унижении».
Когда в 1811 году король Испанский приехал в Париж на крещение своего племянника, император положительно отвечал ему, что власть военных правителей будет всегда согласовываться с властями местными. Но ничего этого не было сделано.
Однако последуем далее. Это очень важно, потому что справедливость надобно отдавать всякому; а сколько раз слышала
