Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков
Однако тут пришла машина — и увезла его в аэропорт.
Позже мы узнали, что Громыко, Семёнов и Португалов должны будут в апреле 1989 года лететь в Лос-Анджелес для окончательного обсуждения программы сотрудничества. А летом кто-то оттуда приедет в нашу лабораторию для гармонизации методик и процедур, чтобы перечень определяемых соединений и распечатки данных анализа в нашей и в американской лабораториях были идентичны. Виктор Уралец очень переживал, что его не включили в двустороннюю комиссию, а предпочли Сергея Португалова. Но всё равно — кто бы мог подумать, что после двух подряд бойкотов летних Игр в 1980 и 1984 годах мы начнём реальное сотрудничество с американцами на уровне лабораторий.
Перестройка творила чудеса, и у нас кружились головы. Совсем недавно, ещё в начале года, не было полной уверенности, поедет ли сборная СССР на Игры в Сеул, ведь Южная Корея считалась чуть ли не американской военной базой, куда не ступала нога советского человека. И вдруг я еду на месяц, на тридцать девять дней, в Сеул! Потом открывается прямое сотрудничество с американцами, и не в области охраны природы и вымирающих животных из Красной книги, а в самом сердце советского спорта, в области допингового контроля! Американцы приедут к нам в лабораторию — и будут проводить внесоревновательный контроль сборных команд Советского Союза. В то время о внесоревновательном контроле в спорте только говорили, и то осторожно, вполголоса и с оглядкой, — а мы уже планируем совместную программу и оформляем визы гостям из США.
Олимпийские игры в Сеуле остались моими самыми любимыми и незабываемыми, они по-новому перемешали мировой спорт. После Игр профессор Манфред Донике заявил, что в Сеуле у 90 процентов медалистов в лёгкой атлетике был искажённый или придавленный стероидный профиль, что свидетельствовало о продолжительном употреблении анаболических стероидов в подготовительный период, когда атлетов никто не контролировал. Но стоило ему сказать правду, как на него ополчился весь мир, так что деваться было некуда и Донике взял свои слова обратно. Однако тину в допинговом болоте он взбаламутил, и стало невозможно отрицать необходимость проведения внесоревновательного контроля. Именно профессор Донике добился того, что внесоревновательный контроль был официально введён в ноябре 1989 года в Москве во время Всемирной конференции по борьбе с допингом.
Профессор Донике гордился своей методикой определения тестостерона, введенной в 1983 году и основанной на отношении тестостерона к его природному неактивному изомеру — эпитестостерону. Отношение Т/Е колебалось в больших пределах, от 0.1 до 4.0 и выше, однако было принято решение считать пробу с Т/Е >6 положительной. Все знали, что методика постоянно давала ложноотрицательные результаты, так как через два, три или четыре дня, в зависимости от дозы и индивидуальных особенностей стероидного профиля, отношение падало ниже 6. Очевидно, что пик тестостерона состоял из смеси молекул: своего, эндогенного, и чужого, экзогенного, тестостерона, но как их различить? Пока никак, масс-спектрометрию изотопного соотношения, сложную методику, способную определить экзогенное происхождение молекул тестостерона, оставалось ждать ещё десять лет!
К сожалению, за эти десять лет методика Донике выдала множество ложноположительных результатов, сломав судьбы и карьеры невиновных спортсменов. Это стало большим ударом для Донике, он поначалу отказывался верить, что его методика даёт ложноположительные результаты. Одно дело — пропустить положительную пробу обманщика, тут Бог ему судия, пусть пока погарцует, а там посмотрим, но честного спортсмена обвинить в применении допинга было абсолютно неприемлемо. Сначала австралийцы, потом норвежцы и шведы обнаружили спортсменов, у которых отношение Т/Е было и 7, и 9, оно колебалось, но постоянно превышало шестёрку, то есть проба была положительной и спортсмена надо было дисквалифицировать. Тогда начались исследования популяции молодых людей, не занимавшихся спортом, их результаты не афишировались, но оказалось, что такие природные, но высокие отношения Т/Е пусть и редко, но встречаются, один или два случая на тысячу случаев нормального отношения. Это означало, что каждая лаборатория допингового контроля могла давать несколько ложноположительных результатов в год, буквально убивая честных спортсменов. Мы тоже перед Играми в Сеуле «закопали» двух невинных спортсменов — фехтовальщика из Киева, чемпиона Европы, у которого постоянно было высокое отношение Т/Е, и феноменального прыгуна в длину из Вильнюса Владимира Очканя, установившего юниорский мировой рекорд — 8 метров 35 сантиметров. Их несправедливо дисквалифицировали и не взяли в Сеул. Какой ужас! Эти проблемы держались в секрете, но в результате десятилетнего периода тестостероновых репрессий не менее сотни невинных спортсменов были дисквалифицированы, их судьбы сломаны, некоторые оказались на грани самоубийства и лечились в психиатрических клиниках.
Это чёрная страница в истории допингового контроля, но за неё никто никогда не покается и не признает вину перед невинно обвинёнными и пострадавшими спортсменами.
Лаборатория допингового контроля. 1989–1994
6.1 Начало советско-американского сотрудничества. — Приезд гостей
Следующий, 1989 год оказался спокойным, после работы в подпольных лабораториях Калгари и Сеула мы с Уральцем сидели в лаборатории как бы на карантине — и спокойно делали серийные анализы. В Кёльн, на конференцию к Донике, нас не пустили, опасаясь его расспросов или расследования. Мне утвердили тему кандидатской диссертации, и я увлечённо занимался исследованиями кортикостероидов. Никто меня не тревожил, я сам планировал свой рабочий день, и зимой, в рабочее время и при свете дня, кругами бегал в Лефортовском парке. В мае мы с Вероникой и сыном переехали в Крылатское, в маленькую двухкомнатную квартиру на первом этаже — её добилась моя мама, которая десять лет стояла в очереди в Кремлёвской больнице и очень боялась, что её, пенсионерку в возрасте 62 лет, могут оставить без улучшения жилищных условий. В старой квартире были прописаны моя мама, сестра и мы с Вероникой и ребёнком, а когда сестра Марина вышла замуж за иногороднего спортсмена, то прописали и его. Но всё удачно разрешилось, и теперь у нас были свои кухня, туалет и ванная, и вообще всё свое.
В начале лета к нам приехали специалисты из Лос-Анджелесской лаборатории, доктор Каролина Хаттон и Филип Страус, или просто Фил. Американцы привезли с собой много чего хорошего: колонки, стандарты, смеси для калибровки. Мы постоянно разговаривали по-английски, я старался копировать калифорнийский акцент Фила. Каролина говорила очень чисто, её родным языком был французский, она родилась и училась в Париже, потом приехала в США работать
