Записки, или Исторические воспоминания о Наполеоне - Лора Жюно
Вы сказали, чтобы я двинул свою армию на берега По, и я послал ее туда; но Вы не дали мне никакой власти в землях, которые надобно было проходить…
Вы назначили мне идти к Пьяве, хоть я и объявил Вашему Величеству — да Вы и сами хорошо это знали, — что я не мог перейти через По, не подвергая мое семейство и мое государство величайшей опасности. Но Вы даже не определили, кому будет принадлежать командование, когда моя армия соединится с армией вице-короля. Такое молчание явно делает неисполнимым действия, успех которых, если только он возможен, должен основываться на полном единстве и согласии движений…
Вы объявили мне, вследствие моих повторенных не раз просьб, что принимаете предварительные статьи мира и вскоре соберется конгресс; но Вы не удостоили сказать мне, на каких основаниях будут производиться переговоры, и не сказали даже, останется ли мое государство целым…
Нельзя не изумиться противоположности отношения ко мне государя, которому я посвятил всю свою жизнь, и отношения тех монархов, против которых я всегда сражался. Первый показывает мне недоверчивость, хоть она и не должна, кажется, существовать после двадцати лет услуг и привязанности; другие выказывают мне несомненные знаки почтительности, уважения, благосклонности и делают самые лестные предложения. Однако я не колебался бы, если б Ваше Величество дали мне средства быть Вам полезным, быть полезным Франции, моему первому отечеству, слава и благосостояние которого останутся драгоценными мне до последнего моего дыхания.
Если бы Ваше Величество отдали в мое распоряжение средства, которые смогу я найти в Южной Италии, у меня было бы пятьдесят тысяч человек, готовых сражаться за нее, и, думаю, такая армия не оставила бы ни малейшего сомнения в военных талантах Италии и прекратила бы для Франции бедствия войны, заставив неприятелей заключить мир, почетный для всех держав. Объявляю, что и теперь еще, если б я мог думать, что, пожертвовав собственными выгодами и лично собой, могу спасти Францию от угрожающих ей несчастий, я согласился бы пожертвовать собой, согласился бы потерять все…
События идут быстро и с каждой минутой делаются все более грозны. О, я умею идти навстречу опасностям! Но король обязан измерять свои силы. Мне достоверно известно, что Австрия ведет в Италию многочисленные войска! Письма из Франции показывают, что союзники, перейдя Швейцарию, наводняют французские области и обращаются к Савойе. Что могу я сделать, так угрожаемый со всех сторон, не имея надежды на какую-либо помощь? Если бы я командовал французской армией, то отважился бы на все, сражался бы везде, где встретил бы неприятелей. Но неужели Вы думаете, государь, что я могу так действовать с неаполитанскими войсками? Неужели думаете, что я могу надеяться вести их через Альпы? Неужели думаете, что, несмотря на привязанность ко мне, они не оставят государя, который сам оставляет их отечество?
Такие обстоятельства могут заставить меня принять решение, противное самым драгоценным, самым постоянным привязанностям моего сердца. Но, может быть, еще есть время.
Ах, если еще есть время, предупредите действие ужасных обстоятельств! Снова заклинаю Вас именем всего для Вас драгоценного… Именем Франции… Именем всей Европы… и всеми скорбями, которые терзают меня в эту ужасную минуту, — заключите мир. Удостойте вспомнить, что я обращался к Вам с такою же просьбой и до Дрезденской битвы, и после нее. Возобновляю эту просьбу теперь, и тем убедительнее, что скоро увижу себя отделенным от Вашего Величества и в невозможности сражаться за Вас…
На что ни заставил бы меня решиться жребий, верьте, государь, что мое сердце всегда останется французским. Везде, где буду я, каждый француз найдет во мне искреннего покровителя, и для самого меня единственным утешением будут услуги, какие смогу оказать им. Поверьте также, государь, что Ваш воспитанник, Ваш зять, Ваш друг самый преданный всегда будет достоин Вас. Верьте, что привязанность его к Вам неизменна: она говорит сердцу его тем сильнее, что он видит Вас в борьбе со счастьем, которым так долго умел повелевать Ваш гений. Не отымайте у меня Вашей дружбы: Вы знаете, что делал я двадцать лет для завоевания и сохранения ее. Не сомневайтесь, что я еще найду средство сделать себя достойным Вашей дружбы и уважения Франции.
Государь! Если жестокая необходимость увлечет меня, как я опасаюсь, в отношения, кажущиеся противными Вашим пользам, но которые, может быть, окажутся полезны для Вашего Величества и для Франции, потому что дадут мне известное влияние в переговорах о мире, я смею надеяться, что Вы будете меня судить умом государственным, строго, спокойно и беспристрастно, с учетом всего, что я сделал и хотел сделать для предупреждения несчастья.
Иоахим».
Это письмо трогательно. Особенно конец его замечательным образом несет на себе печать истины. Видна борьба, которую чувствовал несчастный в душе своей, борьба долга, выгоды и привязанностей. Как жестоко было его положение!..
Вот третье письмо его, написанное в то любопытное время. Оно важно для истории, как и предыдущие.
«Неаполь, 15 января 1814 года.
Государь! Я заключил союзный договор с Австрией. Тот, кто сражался так долго подле Вас… Ваш зять… Ваш друг… подписал договор, делающий его Вашим неприятелем.
Болезненно было бы напоминать Вам прошедшее. Все письма мои перед глазами Вашего Величества, и особенно писанные 23 ноября и 25 декабря. Но Вы молчали в продолжение целых двух месяцев, а если что было писано, то это не могло ни обнадежить меня, ни служить
