Моя Америка - Шерман Адамс
Моего менеджера звали Сэм Левин. Он занимался боксом не для того, чтобы разбогатеть, а скорее потому, что любил спорт. Сэм, имевший отличные связи, сочувствовал Дэсси, подвергавшемуся обструкции
из-за цвета кожи. Черные менеджеры, даже располагавшие отличными боксерами, должны были пользоваться услугами могучих белых мошенников, помогавших им в сделках вокруг матчей. Мой контракт с Сэмом гарантировал ему 33,5% и тренеру 10% от общей вырученной суммы. Но заранее было оговорено, что, если заработок резко повысится, Сэм выделит из них еще 20%. О том, кто должен получить эти деньги, Сэм никогда не говорил, но об этом можно было легко догадаться.
Наконец настал долгожданный вечер. Более двух недель по всему городу висели афиши о предстоящем бое, и сегодня арена была заполнена до отказа.
Я весил 95 кг, на десяток килограммов больше, чем нужно, но был в прекрасной форме и великолепном настроении. Накануне днем побывал у парикмахера, который так обработал мои негритянские волосы, что они стали прямее, чем у Элвиса Пресли.
В углу ринга я проделал все упражнения, которые выполнял перед матчами Рэй Робинсон: приседания, махи руками, как пропеллерами, вращение головой из стороны в сторону так, что мои уложенные волосы пересыпа́лись влево и вправо. Мне необходимо было победить Верна как можно быстрее — в этом случае я получал 500 долларов и право на участие в полуфинальном матче в Нью-Йорке.
Я старался не думать о славе Верна как специалиста по нокаутам. Мой план состоял в том, чтобы, пританцовывая, уклоняться от его начиненной динамитом правой руки и одновременно тревожить крюками слева, наставить его раскрыться и тогда вогнать свою правую в челюсть соперника.
Мы с Верном были примерно одного возраста, но он имел жену и троих детей, которых нужно было кормить, и для этого он трудился полный рабочий день в овощном магазине. Как видите, его стимулы к победе были не менее основательными, чем мои.
Мы сошлись в центре ринга, и, пока выслушивали инструкции судьи, мне показалось, что все светло-коричневое тело Верна вибрирует мышцами. Последовал гонг, и в течение какой-нибудь минуты борьба была, по существу, окончена: Верн провел свой страшный удар правой мне в нос, от которого я забрызгал кровью весь ринг.
Дальше я помню не очень много. Публика орала и ревела, а Верн гонял меня вдоль канатов. Последнее, что я запомнил: я стою в углу, а Верн колотит меня что есть мочи, да так, что моя кровь окрашивает в красный цвет волосы Верна. Дальше вспоминаю только, как секунданты втащили меня в раздевалку.
Остаток матча я дрался, повинуясь инстинкту и стараясь удержаться на ногах. Матч был проигран вчистую, но газеты писали на следующий день, что я продемонстрировал исключительное мужество, отказавшись сдаться. За участие в кровавой борьбе на ринге мне заплатили 25 долларов.
В течение трех дней я не решался высовывать за дверь свою распухшую физиономию. Спустя месяц я вновь был на том же ринге в погоне все за той же капиталистической мечтой об экономической независимости. На этот раз я встретился с черным строительным рабочим по имени Джин Пэрполл. Он жил в доме, где было еще больше крыс и тараканов, чем там, где жил я. Он тоже хотел выбраться из негритянского гетто и вести сносное существование.
При первом ударе гонга мы набросились друг на друга, как голодные тигры. Через пару раундов я почувствовал, как по моему лицу струится кровь. Появилось ощущение, будто кто-то ударил меня головой о кирпичную стену. Один глаз пылал огнем. Я в панике отступил в свой угол и услышал, как тренер Пэрполла кричал своему подопечному:
— Бей по брови! Разбей ему бровь!
В перерыве между раундами с помощью умелого секунданта и пузырька с красной обжигающей жидкостью удалось залатать мою бровь. И все же судья присудил победу Пэрполлу.
Бровь быстро зажила, и через две недели я был готов к повторной встрече с тем же Пэрполлом.
И вновь победа была на его стороне.
После матча я расстался со своим тренером и вернулся к Дэсси. Он знал меня с тех пор, как я был миленьким и ходил в коротких штанишках, знаком был и с моей семьей. Он предупредил, что из меня не получится хорошего боксера, если я не стану более агрессивным на ринге и не буду упорнее тренироваться. В глубине души я не любил напряженные тренировки. Вставать в четыре утра и бежать восемь километров было мне не по нутру.
Дэсси попытался изменить мой стиль боя и поставил меня
партнером к Оливеру Вильсону. Ему предстоял матч, который должен был транслироваться по телевидению, но найти партнеров для его тренировок было нелегко. За ним водилась дурная слава. Ринг в тренировочном зале служит для того, чтобы набирать форму, а Вильсон старался послать своих партнеров в нокаут.
...Я пришел на тренировку довольно поздно. Даже с улицы было слышно, что на ринге шел бескомпромиссный бой — Оливер и молодой чернокожий солдат с ракетной базы близ Хартфорда пытались выбить друг из друга душу. Солдат хотел произвести впечатление на Джима Хиггинса из корпорации менеджеров Коннектикута, чтобы тот подписал с ним профессиональный контракт.
Я стоял внизу в раздевалке, когда туда спустился молодой солдат и тяжело плюхнулся на стул. Он опустил голову на руки и пожаловался на головную боль. Внезапно он соскользнул на пол, как пьяный, и я закричал тренерам, зовя их в раздевалку. Солдату стали делать искусственное дыхание и даже массаж сердца, но ничего не помогло — он умер на холодном бетонном полу прямо у моих ног. Причиной смерти было кровоизлияние в мозг.
Несколько дней спустя, когда я пришел на тренировку, в зале не горел свет — Дэсси задолжал за электричество, и оно было отключено. Не было никакого смысла боксировать в темноте, и тренировки перенесли на следующий день.
Спускаясь вниз по лестнице, я вдруг почувствовал острую боль в низу живота, меня стало тошнить. Приехал Немлон и отвез меня к своему врачу, доктору Кешману. Он определил острый аппендицит. Мне повезло, что Дэсси был беден и не имел средств оплатить счет за электричество. Если бы горел свет и я встретился с Оливером на ринге, потребовался бы один-единственный удар в живот, чтобы
