Страницы из дневника - Владимир Амфитеатров-Кадашев
115
Рошаль Семен Григорьевич (1896—1917) — участник революционного движения в России. Член партии большевиков с 1914. По заданию ЦК РСДРП (б) направлен в Кронштадт, где в марте 1917 избран председателем горкома РСДРП (б) и членом Исполкома Кронштадтского совета. Играл ключевую роль в привлечении балтийских матросов на сторону большевиков. Участник захвата Ставки Верховного Главнокомандующего и убийства генерала Н.Н.Духонина. В декабре 1917 был направлен Лениным в качестве комиссара Совнаркома на Румынский фронт для организации фронтового военно-революционного комитета. В ходе переговоров с командующим фронтом генералом Д.Г.Щербачёвым был арестован румынскими властями по обвинению в подготовке восстания в русской колонии в Яссах. 8(21).12.1917 был выдан членам тайной офицерской организации, действовавшей на Румынском фронте, и был последними убит при невыясненных обстоятельствах
.
116
Подробностей о кронштадтских событиях после падения монархии сохранилось немного. В основном, кроме прессы тех лет, сведения черпаются из воспоминаний Ф.Ф.Раскольникова «Кронштадт и Питер в 1917 году», написанных с большевистской точки зрения («Матросы, солдаты и рабочие, вырвавшись на простор, мстили за свои вековые унижения и обиды»). Приведем еще одно свидетельство — отрывок из неопубликованных воспоминаний флотского врача М.М.Мелентьева «Мой час и мое время» (хранятся в РГАЛИ):
«Предгрозовое состояние Февральской революции в Кронштадте почувствовалось числа 25-26 февраля. Ползли из Петрограда тревожные, расплывчатые слухи, никому не ясные, никому не понятные. Жизнь продолжала идти своим чередом. 26 февраля встречали нового командира Кронштадтского порта. Был большой парад, были разговоры об этом новом назначении и не было ясного сознания надвигающихся событий. Как ни близок был Петроград, в Кронштадте, по-видимому, даже самые высокие власти не отдавали себе отчета в петроградских событиях. Числа 27 февраля адмирал Вирен прислал доктору Вержбицкой манную крупу для раздачи больным детям рабочих. В этот же день вечером в Кронштадтском Морском собрании на какой-то скучной лекции я видел представительного красавца, начальника штаба адмирала Бутакова и подумалось мне еще: ну как это в такое беспокойное время адмирал может тратить свои часы на такие пустяки? А на следующий день стало известно, что на 1 марта адмирал Вирен назначил на Якорной площади города собрание рабочих со своим участием. Вечером 28 я был зван в гости к главному санитарному инспектору порта доктору М.М. Обезьянинову. Были званы человек 6-7, часть из них играла в карты, часть сидела в гостиной у камина, но на душе у всех было неспокойно, было тревожно. Говорилось как-то вполголоса, никто ничего не знал верного, но приехавший из Петрограда в этот день полковник Юркшусов, управляющий делами госпиталя, привез уже ясно звучащие слова: "Тревога и революция". Их не повторяли, но их уже знали. За ужином в прекрасной большой столовой матросы в белых перчатках и белых куртках подавали на громадных блюдах сибирскую рыбу нельму и жареных фазанов. Пили вино. Пытались развлечься, но развлеченье не приходило. Я, между прочим, сказал, что с утра собираюсь пойти на Якорную площадь на собрание рабочих, созываемое Виреном. Присутствовавший доктор А.С.Иванов, человек мне крайне далекий и неприятный, попросил меня по дороге зайти за ним. Вернулся я домой в начале второго ночи. Все было тихо. А утром, когда я встал в восьмом часу и выглянул на улицу, улица была полна народу, и не обычного, кронштадтского, а совсем нового. Я подождал немного своего вестового — он не шел. Мне не терпелось, я оделся и вышел. Толпы народа заполняли все улицы и шли к центру. Дальше я встретил колонну армейцев, затем матросов, разнобойно одетых, идущих не в ногу, но добродушных и веселых. Они мне кричали: "Идем с нами!" Я в тон отвечал: "Поворачиваю". Чести никто не отдавал, да о ней уже не могло быть и речи.
У Иванова я застал "смятение и ужас". "Ночью, часа в три, восставшие матросы вошли во дворец Вирена, вывели его раздетым и разутым в ров у Морского собора и, надругавшись жестоко над ним, убили. Там же убит и начальник штаба Бутаков. А сейчас на судах и экипажах идет расправа с офицерами. Многих из них уже спустили под лед, других арестовали".
Новости были потрясающие. Дальше идти было некуда, ни в прямом, ни в переносном смысле. Я переждал несколько минут и пошел в госпиталь. Там события шли также с головокружительной быстротой. Докторская комната шумела встревоженными голосами. Каждую минуту входил новый глашатай происходящих событий. Всем стало ясным, что старое кончилось и началось новое. Но зачем только так страшно началось? Наспех выбрали нового главного доктора госпиталя Иванова, ни почему иному, как за быстроту восприятия происходящего. А он — это олицетворение новой жизни, истерик и морфинист, беспрерывно пил стаканами эфирно-валерьяновые капли и своими безумными глазами наводил еще больший страх и большее смятение.
Не успел я вернуться домой, как увидел идущих ко мне двух матросов из санитарной роты с винтовками за плечами. Я открыл им дверь и спросил, чего они хотят. "Мы пришли за оружием", — ответили они мне. Оба были уже навеселе, оба держались и сконфуженно, и развязно вместе с тем. Один из них, играя револьвером, сказал мне: “Ничего ведь не стоит сейчас пристрелить вас. И ответа за это не будет никакого. Да мы вас уважаем и не тронем“. Другой одел мои белые перчатки, лежавшие на столике в передней, и, любуясь собою в зеркало, попросил подарить их ему. Оба же закончили просьбой дать им выпить. У меня ничего не было, но они увидели денатурированный спирт на полке в кухне и выпили по стакану. На этом мы и расстались.
Весь этот день в городе и на судах продолжалась расправа, главным образом, с флотским командным составом. Сухопутные офицеры пострадали значительно меньше. Врачей не тронули ни одного, только сняли с работы двух стариков, бурбонов и взяточников, да отстранили главного доктора Обезьянинова. /.../ Кто был вдохновителем и руководителем событий этого дня в Кронштадте — не знаю. Несомненно, здесь было много стихийного, слепого и страшного мщения. Роковую роль в жестокостях
