Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера, 1929–1941 - Стивен Коткин
Просто секретарь
В дни «съезда победителей» на Красной площади состоялся парад красноармейцев и рабочих. 10 февраля 1934 года, насколько известно, перед состоявшимся тем же вечером пленумом Центрального Комитета Сталин на встрече со своим ближайшим окружением предложил перевести Кирова в Москву и назначить его секретарем ЦК. Согласно воспоминаниям Молотова, реакция Кирова была резко негативной: «Да что ты говоришь! Да я здесь не гожусь, да я в Ленинграде не хуже тебя могу, а здесь что я смогу?» Согласно некоторым свидетельствам, Орджоникидзе поддержал Кирова, Сталин выбежал из кабинета, и Киров поспешил за ним, чтобы успокоить его[1124]. Был достигнут компромисс: Киров был назначен секретарем ЦК, но остался партийным начальником в Ленинграде[1125].
По этой причине в Москву из Горького (Нижнего Новгорода) в качестве секретаря ЦК был поспешно переведен Андрей Жданов (г. р. 1896)[1126]. Этот уроженец Мариуполя был внуком священника и сыном школьного инспектора (умершего, когда мальчику было всего три года) и пианистки (у которой после рождения сына начались проблемы со здоровьем)[1127]. Он имел наружность интеллектуала, непринужденно держался в присутствии Сталина и по своим взглядам был русским националистом. Хрущеву он запомнился обаятельным человеком, готовым взяться за любое задание[1128]. Жданов не был даже кандидатом в члены Политбюро, тем не менее в отсутствие диктатора и Кагановича именно он подписывал протоколы заседаний Политбюро[1129].
На смену рабочим заседаниям Политбюро шли комиссии (изобретение Кагановича), в то время как число телефонных опросов, использовавшихся для утверждения решений Политбюро, возросло до 1–3 тысяч в год. Несмотря на это, Сталин нередко просто диктовал «постановления Политбюро» Поскребышеву или своему второму главному помощнику — Борису Двинскому. (И те, будучи функционерами до мозга костей, отмечали: «Телефонного опроса членов Политбюро не проводилось»[1130].)
Также в порядке отклика на изменения, пришедшие вместе с коллективизацией и раскулачиванием, Сталин сделал полноправными членами ЦК нескольких сотрудников тайной полиции, ранее не имевших даже статуса кандидатов: Ягоду (43 года), Евдокимова (43 года), Балицкого (42 года) и Берию (35 лет). Также полноправными членами ЦК, миновав кандидатский статус, стали Ежов (39 лет) и Хрущев (39 лет). Жданов (38 лет) был переведен из кандидатов в члены ЦК, а Поскребышев и Мехлис стали кандидатами, хотя они даже не присутствовали на съезде в качестве делегатов[1131]. В состав нового Центрального Комитета вошли все члены Политбюро, избранные на предыдущем съезде, в 1930 году, кроме Рыкова[1132]. Имя Сталина стояло первым в списке членов Политбюро, оргбюро и секретариата (после XVI съезда его имя стояло по алфавиту). Его портрет намного превосходил остальные портреты членов Политбюро своими размерами, а его френч стал более светлым, что тоже выделяло его из числа вождей. Впрочем, показательно, что отныне Сталин формально числился просто секретарем: похоже, что это решение было принято с оглядкой на ту же самую длинную тень ленинского «Завещания» с его призывом снять Сталина с должности «генерального секретаря»[1133].
Частная жизнь вождей
Расположенный внутри треугольного участка Кремля Сенатский дворец сам по себе был треугольной крепостью, а крыло Сталина представляло собой крепость внутри крепости. Даже те госслужащие и партийные функционеры, которым по долгу службы полагался постоянный пропуск в Кремль, не могли попасть в крыло Сталина без отдельного пропуска. Принадлежавшие Сталину помещения, расположенные этажом ниже бывшей квартиры Ленина и на противоположной стороне здания, стали известны среди сталинского окружения как «Уголок»[1134]. В знак того, что Сталин насовсем перебрался в Кремль, по его требованию интерьеры помещения были переделаны. Согласно теории, будто бы древесные испарения улучшают воздух в здании, стены кабинетов были обшиты деревянными панелями, поднимавшимися на высоту плеча, а лифты были отделаны красным деревом. Взамен изразцовой печи в кабинете Сталина было устроено центральное отопление. За его рабочим столом висел портрет Ленина. В углу на маленьком столике стоял стеклянный ящик, в котором хранилась посмертная маска Ленина. Еще один столик был заставлен телефонами («Сталин», — отвечал на звонки хозяин кабинета). Рядом со столом стояла подставка, а на ней — ваза со свежими фруктами. Сзади находилась дверь, которая вела в редко использовавшуюся комнату для отдыха с огромными картами на стенах и гигантским глобусом. В главном кабинете между двумя из трех больших окон, впускавшими в помещение свет послеполуденного солнца, стоял черный кожаный диван, сидя на котором Сталин, когда у него было хорошее настроение, пил с посетителями чай с лимоном. В самые мрачные времена для страны он был способен излучать оптимизм, но в те дни, когда другим казалось, что дела идут отлично, он, наоборот, мог мрачнеть и замыкаться в себе.
В десяти милях от Кремля, в селе Волынском, поблизости от бывшего города Кунцево, на правом берегу Москвы-реки ОГПУ в 1934 году завершило постройку новой дачи для Сталина — благодаря панелям из ДВП (материал недолговечный, но заметно ускоряющий строительство) она была сооружена всего за год[1135]. В противоположность неоготическому стилю Зубалова Меран Мержанянц, известный как Мирон Мержанов, этнический армянин и главный архитектор ЦИКа, выстроил эту одноэтажную виллу с семью комнатами, солярием и верандой в менее вычурном классическом стиле[1136]. Эта Ближняя дача, как ее называли в окружении Сталина, располагалась на участке площадью в 30
