Величайший из изменников. Жизнь сэра Роджера Мортимера, первого графа Марча, правителя Англии в 1327-1330 - Ян Мортимер

значительная часть городка принадлежали семье де Женевилей. Глава рода, сэр Джеффри де Женевиль, прибыл в Англию около 1250 года и вступил в брак с Мод де Лейси, сонаследницей огромного клана де Лейси, приобретя таким образом не только Ладлоу, но и другие земли в Англии и Уэльсе, как и обширные владения в Ирландии, включающие половину графства Мит и город Трим с величественным замком в центре. После смерти их наследника в 1283 году де Женевили отдали все их имения в Англии и Уэльсе второму сыну, Питеру де Женевилю. К полученному Питер прибавил владения в Гаскони, попавшие к нему благодаря браку с Джоан, дочерью графа Ла Марша и Ангулема. Однако, со смертью оставившего трех дочерей Питера в 1292 году, сэр Джеффри с женой поняли, — их линия вот-вот угаснет. Скорее всего имения будут разделены между мужьями трех внучек. Чтобы не дать подобному случиться, пара согласилась записать недвижимость на старшую, Джоан, а двух младших, Беатрис и Мод, поместить в монастырь Эконбери. Затем чета предложила единственную наследницу Джоан семье Мортимер в качестве нареченной для Роджера.

По всей вероятности, Роджер с Джоан были помолвлены в 1299 или в 1300 году. Причина для предложения именно этой даты — свидетельство финансового договора между династиями Мортимеров и Женевилей. Обеспечение многочисленных замков Мортимеров — Уигмора в Херефордшире, Бриджуотер в Сомерсете и Кефнлиса, Раднора, Динбоуда и Накласа в Радноршире (затем в Херефордшире) оказывалось довольно накладным. В мае 1300 года Эдмунд Мортимер обратился к Джеффри де Женевилю за ссудой, оставив тому в залог несколько из его английских имений и пообещав закрыть долг восемью ежегодными выплатами в 120 фунтов стерлингов 800 пенсов. Масштабные финансовые соглашения часто сопровождались утверждением между двумя семьями и более тесных связей. Если так произошло и в данном случае, то Роджер с Джоан находились в состоянии помолвки на протяжении почти шестнадцати месяцев. Их брак состоялся в имении рода Мортимеров в Пембридже в канун праздника Святого апостола Матфея в 1301 году (20 сентября). В ночь после праздника на небе появилась комета, не сходившая с него в течение следующих еще семи ночей.

Большинство средневековых аристократических браков являли собой скорее пространные заявления о намерениях, чем немедленные физические узы. Вступившие в них юные, а иногда крайне юные, невеста и жених проживали отдельно друг от друга, пока не ощущали готовность приступить к совместному во всех сферах быту. Учитывая возраст как Роджера, так и Джоан, — четырнадцать с половиной и пятнадцать с половиной лет соответственно, — вероятно, они начали жить как супружеская пара с того самого мгновения, как поженились. Их союз немедленно доказал свою плодотворность, — за три года у четы родилось сразу двое детей. На этом основании мы можем уверенно утверждать, что, хотя не знаем точно, где Роджер был и в чьем доме он воспитывался, близким и доверенным товарищем его ранних лет являлась молодая жена.

Других друзей юности Мортимера определить гораздо сложнее. Многих получится лишь угадать, исходя из поздних данных, обсуждаемых ниже. Тем не менее, одно имя здесь упомянуть необходимо: речь идет о далеком кузене Роджера, принце Эдварде Карнарвонском, будущем короле Эдварде Втором.

По всей очевидности, Роджер познакомился с принцем лично, по меньшей мере, во время осады замка Керлаверок в 1300 году. Тогда дядюшка Роджера оказался одним из полудюжины рыцарей, назначенных присматривать за принцем и руководить им в военных вопросах. Эдварду исполнилось шестнадцать лет, он был крепким, высоким юношей с доходящими до плеч белокурыми волосами, — точной копией отца-полководца в молодости. Его также характеризовало возвышенное умонастроение. В городке Бери-Сент-Эдмундс Эдвард отказался принимать больше еды, чем полагалось монахам. Он показывал себя превосходным наездником и полностью отвечал требованиям, предъявляемым к воину. При необходимости молодой человек демонстрировал храбрость, а его друзья и товарищи (чей перечень включал нескольких членов семейства де Фиенн, родственников Роджера) — талант в сражениях и качества, позволяющие считать их достойным для будущего монарха обществом.

Весной 1303 года, когда принцу Эдварду исполнилось почти восемнадцать, а Роджеру — около шестнадцати, компания королевского сына стала более экзотической и привлекающей к себе внимание. Любовь Эдварда к драгоценностям уже была общеизвестна, вся страна знала о его щедром даре в виде крупного рубина и золотого кольца мачехе, юной королеве Маргарет Французской, которой он очень дорожил. Равно щедрые подарки совершались по отношению к другу и соратнику, Пьеру Гавестону, молодому гасконскому рыцарю, внушавшему принцу чувства гораздо интенсивнее. Прежде всего Пьер был одним из значительного числа оруженосцев, всю свою жизнь проводивших в компании принца. Вместе эти молодые люди хотели оживить двор, избежать косной серьезности, проистекающей от возраста короля и одержимости его политическими хитросплетениями. Политике и войне они предпочитали турниры и музыку. Как средоточие этой светской банды юнцов принц радовал их путешествиями со львом, пристегнутым к подводе и сопровождаемым надсмотрщиком. Приобрел верблюда, которого держал в королевском имении Кингс-Лэнгли. Переезды из замка в замок дополнялись группой менестрелей, колотящих в барабаны и играющих на старинных смычковых струнных инструментах, таких как ребеки и виолы, в залах, где принц и его окружение пировали. Эдварда развлекали дурачки, тоже являвшиеся неотъемлемой частью молодого двора, они равно не оставляли господина в поездках, а тот не брезговал использовать их в своеобразных шуточных поединках. Юноша получал удовольствие от игры в кости, и Роджер, без сомнения, сразился с ним в одной или двух партиях. Если посмотреть внимательно, у этих входящих в жизнь представителей золотой молодежи было очень много общего. Они любили драгоценности изысканной работы, наряды и украшения, ковры, чеканные изделия, редких животных (в случае Роджера павлинов) и даже книги. Прямого указания на степень дружеской близости между Роджером и принцем в последние годы правления короля Эдварда Первого мы не найдем. Однако, если возможно учесть более поздние свидетельства их взаимоотношений, похоже, что Мортимер принадлежал к тому юному кружку принца, который озарял радостью отчасти душный и чопорный старый двор. В характере Эдварда существовала и грань посерьезнее, проявляющаяся в его религиозном пыле. Он с завидной частотой посещал церковные службы, регулярно общался с личными духовниками и усердно раздавал милостыню. Такой заметно двойственный нрав, одновременно сочетающий религиозность с легкомыслием, разумеется, вызывал противоречивую реакцию, но сомнений в искренности принца ни у кого не возникало. Эдвард был человеком сложным и склонным к раздумиям. Сознанием монархов тринадцатого и начала четырнадцатого столетий вообще руководили довольно странные мотивы. Наблюдая, как за отцом по пятам идет смерть, и тот живет уже вне границ реальности, предписывающей королю ратные свершения, юный принц не мог сделать