Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин

Поздно вечером доверенные секретари из «группы быстрого реагирования» получили указание дать отпор Егорычеву. Утром слово взял кандидат в члены политбюро, первый секретарь ЦК компартии Узбекистана Шараф Рашидович Рашидов.

Рашидов не был так уж близок к Брежневу. Леонид Ильич, скажем, не приглашал его к себе домой. Зато в окружении генерального секретаря Шарафа Рашидовича привечали. Никто не умел делать подарки лучше Рашидова, который знал вкусы и пристрастия московских начальников. Он не мелочился. Не просил встречной услуги за только что оказанную любезность. Он полагал важным повсюду иметь друзей. Рашидов охотно откликнулся на просьбу одернуть московского секретаря. С укором сказал Егорычеву:

– Николай Григорьевич, противовоздушная оборона столицы начинается не в Москве, она начинается в Ташкенте. Состояние армии, ПВО на высоком уровне. Правда, мы не все знаем, но то, что мы знаем, говорит о том, что партия и правительство сделали все, чтобы и наша страна, и наш народ стали непобедимыми.

«Я сидел и думал, – вспоминал Егорычев, – когда в сорок первом враг оказался у порога столицы, то вся полнота ответственности за оборону Москвы легла на плечи москвичей. Конечно, нам помогала вся страна, но ведь это я со своими товарищами, а не Рашидов, сидели в окопчике у моста через канал с гранатами и бутылками, ожидая немецкие танки».

Шарафу Рашидову вторил кандидат в члены политбюро, первый секретарь ЦК компартии Грузии Василий Павлович Мжаванадзе:

– Я немного знаком с положением дел обороны страны, в том числе и противовоздушной обороны Москвы… Если бы я ничего не знал, я чувствовал бы себя очень плохо, очень неловко, услышав о таком положении дел с противовоздушной обороной Москвы. То, о чем говорил тов. Егорычев, я не все знаю, но я знаю, что противовоздушная оборона Москвы осуществляется не только непосредственно под Москвой, а далеко от Москвы, начиная прямо от границ СССР…

Армейский политработник Василий Мжаванадзе стал руководителем Грузии, когда после смерти Сталина и ареста Берии подыскивали первого секретаря, не связанного с прежним руководством республики. Василий Павлович ощущал себя полным хозяином в Грузии, что создало благодатную почву для массовой коррупции в республиканском аппарате. Ходили слухи, будто и семья первого секретаря не осталась в стороне от этого плодотворного для чиновников занятия. Выполнив поручение Брежнева, Мжаванадзе продлил свое пребывание на партийном Олимпе.

Молодой первый секретарь Горьковского обкома Константин Федорович Катушев, чья карьера еще только начиналась, выступил жестко. Он осудил уже самого Егорычева:

– Мне непонятен тон выступления тов. Егорычева, когда он говорил о противовоздушной обороне Москвы. Я думаю, что он совершенно не прав. Я знаю, что оружие, установленное и в нашей области, и в других соседних областях, которые являются ближними подступами обороны Москвы, является весьма совершенным, с большими возможностями и находится в надежных, опытных руках, способных отразить любые попытки нападения.

Катушев вскоре получит большое повышение – на следующий год его переведут в Москву, он станет самым молодым секретарем ЦК.

А вот еще один мобилизованный на борьбу с Егорычевым – первый секретарь Краснодарского крайкома Григорий Сергеевич Золотухин – просто сказал, что незачем членам ЦК лезть в такие серьезные вопросы:

– Мне кажется, что ставить вопрос о том, чтобы широко обсуждать состояние наших Вооруженных Сил на пленуме ЦК, видимо, совершенно нецелесообразно, потому что это высшие наши интересы. Они, конечно, секретные. И чем меньше людей будет знать эти секреты, тем лучше для самих секретов.

Григорий Золотухин когда-то потряс видавшего виды Хрущева. Вернувшись из поездки по стране, Никита Сергеевич, пораженный увиденным и услышанным, рассказывал на Президиуме ЦК:

– Вот Золотухин все хотел, чтобы его пороли, чтобы сняли штаны и пороли. Все виноватым себя признавал и приговаривал: да, товарищ Хрущев, надо штаны снять и меня выпороть. Он это три раза повторил. Я уже не вытерпел и сказал ему: «Что это вы все штаны хотите снять и зад нам показать? Вы думаете доставить нам удовольствие?» Какой это секретарь?

Золотухин тоже получит повышение. Его переведут в Москву и назначат министром хлебозаготовок.

– Хотел этого или не хотел бы этого товарищ Егорычев, он бросил тень на оборону, на наши славные вооруженные силы, – подвел итог Брежнев. – В отрыве от жизни, видимо, и состоит политическая ошибка товарища Егорычева, которая и привела его к тому, что он легко начал говорить об обороне страны. Я не буду, товарищи, развивать этой темы.

После пленума Леонид Ильич обзвонил членов политбюро:

– Московская городская партийная организация нуждается в укреплении, и Егорычева стоило бы заменить. Я предложил Гришина. Все согласились…

Виктор Васильевич Гришин был старше Егорычева, искушеннее и потому занимал эту должность восемнадцать с половиной лет. Гришин поставил своей задачей ничем не огорчать генерального секретаря.

Брежнев был хитрым, упорным и последовательным в достижении своих целей. Но не торопился, не спешил. Скрывал свои взгляды и намерения. Без шума, не привлекая внимания, избавлялся от тех, кто ему не нравился или кого считал опасным. Однако не уничтожал людей, не добивал их, а просто убирал в сторону. Егорычева тоже передали в подчинение Громыко и отправили послом в Данию.

После снятия Егорычева разогнали руководство Московского управления госбезопасности. Занимался этим начальник Главного управления контрразведки генерал Георгий Карпович Цинев, самый близкий к Брежневу человек, его верный ставленник в органах госбезопасности. Цинев занимался «политически неблагонадежными» – не диссидентами, а теми государственными и партийными чиновниками, кого считали недостаточно надежными и нелояльными к Брежневу.

Тогдашний заместитель начальника московского управления генерал Георгий Леонидович Котов, бывший до КГБ помощником Егорычева в горкоме партии, рассказывал мне, как генерал Цинев кричал на него:

– Ваш Егорычев что, не понимал, что делает? Его выступление – это же был пробный шар. Это был выпад против Леонида Ильича! Что вы там задумали? Заговор против Леонида Ильича затеяли?

Попытка поставить под сомнение советскую внешнюю политику на Ближнем Востоке подверглась осуждению. Тесное сотрудничество с Египтом и Сирией стало неотъемлемой частью советской внешней политики. В благодарность за антиамериканские лозунги и слова любви, адресованные сменявшим друг друга советским вождям, Москва снабжала арабский мир оружием, ссужала деньгами, присылала многочисленных советников и специалистов.

«В результате арабо-израильской войны 1967 года, – вспоминал посол в США Добрынин, – Ближний Восток становится одним из самых взрывоопасных районов мира и постоянным раздражителем в советско-американских отношениях».

Разбираться с этим наследием пришлось Громыко.

Сразу после войны Громыко сменил посла в Египте. Отозвал из Каира Дмитрия Петровича Пожидаева, который надолго застрянет в здании на Смоленской площади. Только через семь лет Громыко отправит его послом – в Бурунди.

Евгений Пырлин из отдела Ближнего Востока