Дизайн детства. Игрушки и материальная культура детства с 1700 года до наших дней - Коллектив авторов -- Искусство
Так или иначе, в согласии с предписаниями министра образования Пруссии Германия расширила контекст игры в куклы и включила в него стремительно политизирующийся колониальный мир. В 1870–1880-е годы появился новый популярный вид кукол под названием Negerpuppen. Эта кукла изображала пупса с якобы африканскими чертами лица, утрированными и подчеркнуто детскими. Немецкий термин Negerpuppe часто переводят на английский как «голливог». Термин впервые появился в 1895 году в американской детской книжке Флоренс Аптон под названием «Приключения двух голландских кукол и голливога». Изначально «голливогом» назывался особый вид тряпичных кукол (темная кожа, курчавые волосы, обведенные белым глаза, увеличенные губы, а также часто фрак), восходивший к традиции минстрел-шоу, в которых участвовали белые артисты, загримированные под чернокожих[701]. Но постепенно термин «голливог» стал обозначать целый ряд разнообразных черных кукол, представлявших расовые стереотипы. Германских Negerpuppen, как и американских голливогов, использовали, чтобы через материальное воплощение в кукле стереотипных черт африканцев (толстые губы, экзотический наряд) объяснить и привить понятие «расы». У этих черных кукол была четкая задача: они служили инструментами расового внушения. Эту же задачу выполняли тексты, изображения и статуэтки, рассказывавшие об Африке и людях африканского происхождения. Все эти артефакты имели широкое хождение, читались или показывались детям. В результате функция куклы как образовательного инструмента решительным образом изменилась, адаптировавшись к новым политическим задачам, выходившим за пределы домашнего обучения.
Ил. 12.2. Negerpuppe (голливог) с головой из бисквитного фарфора. Фабрика Heubach-Köppelsdorf. Ок. 1920
Как и в случае с фигурками животных, изображавшие чернокожих людей куклы вошли в обиход немецких детей задолго до колониальных завоеваний и политической необходимости в антропологической концепции расы[702]. В Берлинском музее хранится кукла, сшитая из темно-коричневой кожи, которая датируется первой половиной XIX века. Тем не менее стоит отметить, что у этой куклы отсутствуют утрированные и инфантилизированные расовые черты, присущие более поздним куклам. Поскольку мы не знаем, что было надето на куклу, можно сказать, что единственным элементом, который маркирует ее как «другого», является тюрбан в красную и белую полоску. Этот нехарактерный для немецких земель головной убор обыгрывал старинный образ, нечто среднее между мавританцем и черным африканцем, выходцем из местности, расположенной к югу от Сахары[703].
Эта кукла относится к началу XIX века и разительно отличается от игрушек со стереотипными «африканскими» чертами, которых стали выпускать после 1900 года. В том же музее находится несколько образцов Negerpuppen конца XIX и начала XX века, которых явно старались сделать похожими на «настоящих» африканских младенцев. Большинство этих кукол в запасниках музея сохранилось без одежды. Но не исключено, что они продавались с одеждой от изготовителя или дети одевали их согласно своему вкусу и воображению.
Один фарфоровый пупс, выпущенный фабрикой Heubach-Köppelsdorf около 1920 года (ил. 12.2), является ярко выраженным примером куклы с подчеркнуто «африканскими» чертами лица и знаками культурной принадлежности. Кукла одета в цветной красно-белый костюмчик с глубоким вырезом, в ушах серьги в виде колец (Kreolen), разноцветное ожерелье. Широкие, подкрашенные губы пупса, очевидно, должны были подкрепить расовый стереотип о внешности и сомнительной нравственной репутации африканских женщин.
Однако финансовые издержки не дали изготовителям кукол зайти слишком далеко в своих попытках превратить расовые различия в товар. Из соображений минимизации затрат тела и головы «африканских» пупсов были идентичны тем же частям тела выпускавшихся в то время белых пупсов. Единственное, что менялось в производственном процессе, — это цвет фарфора или целлулоида, который из белого становился черным, форма же оставалось прежней[704]. Был еще один вид пупсов, который тоже часто выпускался не только из белой, но и из черной резины[705]: так называемые пупсы для ванны, Badepuppen, маленькие голые куколки, которые могли плавать в ванне и были в ходу во второй половине XIX века.
Что касается США XIX и XX веков, то историк Робин Бернштейн обнаружил, что это время было отмечено ясно прочитываемой традицией «жестокой и уничижающей игры с черными куклами». Но про то, как играли со своими Negerpuppen дети Германской империи, мы знаем очень мало. Разумеется, два эти общества представляли собой два совершенно различных исторических контекста для игры с черными куклами. Значительную часть населения США составляли африканские рабы, а после Гражданской войны — бывшие рабы. Поэтому игра с голливогом была связана там со «спорами о гражданстве, индивидуальности и памяти о рабстве»[706]. Однако Германская империя никогда не была рабовладельческой страной. Во всей Германии можно было насчитать не более тысячи африканцев, даже несмотря на то, что их численность возросла после захвата колоний[707]. Немецкие дети за пределами больших городов едва ли видели в своей жизни одного человека африканского происхождения.
И все же африканцев, хотя в Германской империи их было относительно мало, объективировали и рассматривали сквозь призму расистских убеждений, жалели или ненавидели за их якобы странные обычаи. Как утверждают филологи, немецкая детская литература о колониях была «по своей сути военной литературой, скрывающейся под видом приключенческих историй» о том, что нужно победить и цивилизовать «отвратительных» африканцев[708]. И до, и после объединения германских земель среди немцев были очень популярны переводные истории о рабах, Sklavengeschichte. К примеру, «Хижина дяди Тома», классический роман Гарриет Бичер-Стоу, направленный против рабовладения, был переведен на немецкий сразу после выхода в 1851 году. В эпоху правления Вильгельма появилось множество изданий «Хижины дяди Тома» в пересказе для детей[709].
Но из дискурса, сформировавшего кукол Negerpuppen, мало что можно заключить о том, как именно дети играли с куклами. Чтобы пролить свет на то, как дети обращались со своими куклами, мы прибегнем к двум цитатам из письменного источника, датируемого приблизительно 1900 годом. Когда герцог Фридрих Вильгельм Мекленбург-Шверинский (1871–1897) был ребенком, он особенно любил одну игрушку «за то, что ее можно было брать с собой