Серийный убийца: портрет в интерьере - Александр Михайлович Люксембург

кто был и есть такие же, как я. Этого чувства никому не понять, если он сам не перенесет то же, что и я. Мне так тяжело, и никому об этом нельзя сказать. Это так страшно! Но тех людей убитых уже не вернуть. Я пью и поминаю их, пью и поминаю, а они во снах приходят ко мне, иногда такие ужасные и безобразные. Я от них убегаю и убежать не могу, а гляну вниз — какая-то бездна, и страх еще более возрастает. Приходит Марина с работы, а я лежу и вижу её и не вижу. Она что-то говорит, а я не пойму ничего: кажется, так все где-то далеко. А она уже настоятельно спрашивает: «Вова, ты почему со мной не разговариваешь?» — и тогда я как бы прихожу в себя и где-то начинаю понимать суть её вопроса. А сам не знаю, о чем говорить и что сказать ей. Она глянет в холодильник и спрашивает: «Почему ты ничего не ел?» И опять не знаю, что ей ответить. И до еды ли мне, если уже и еде этой не рад со своей такой жизнью. Тем более одному она и в горло не лезет, а вместе поесть — это еще как-то пойдет.

(Из «Дневника»)

Впрочем, отчаяние причудливым образом сочетается у Муханкина с приподнятым и жизнерадостным настроением.

Хожу, всматриваюсь в зелень деревьев, нюхаю листву, трогаю её пальцами. Такая жизнь зеленая и нежная этих весенних листьев! Они пахнут жизнью. Легкий весенний ветерок веселит их. Они друг друга, кажется, щекочут и смеются детским лиственным смехом. Мне это интересно наблюдать, и я себя как-то неестественно веду. Люди на меня смотрят и думают, что я тронулся умом. Кто-то из прохожих говорил собеседнику: «Глянь, дурак, что делает! Листья жрет!» А я не обращаю особого внимания, уже не впервые слышу подобное. Знали бы, за сколько лет я вижу такие листья, травку, цветы и чувствую весенний запах взрыхленной земли на огороде у дома. Для меня, может быть, это первая и последняя весна за много лет, проведенных за колючей проволокой. Какая все же красивая природа! И её красоту я как будто впервые увидел. Может быть, это из-за предчувствия моего и боязни навсегда все это потерять? Я, как безумец, скупаю букеты пышнейшие сирени, разных сортов цветов, скупаю букеты красных тюльпанов, желтых, белых. Скупаю букетики ландышей, которые так нежно пахнут. Цветы заполнили всю квартиру. Марина недоумевает, к чему бы все это. Хотя ей очень приятно видеть их, и все цветы для нее. Она не может понять, что со мной происходит. Я не могу ей сказать, что я чувствую и предчувствую. Мне кажется, что я живу последнее время на свободе. Мне снятся ужасы и кошмары. Как я еще не кричу во сне? Не представляю, что было бы.

(Из «Дневника»)

Тот же эпизод встревоженного наслаждения весенними цветами воспет в одном из стихотворений Муханкина.

СИРЕНЬ МОЯ Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ

Все прохожие не поймут меня,

Почему, сирень, я обнял тебя,

Почему лицо окунул в цветы,

Знаю только я, знаешь только ты.

Ах, сирень, моя красавица,

Ты всегда мне будешь нравиться,

Ненаглядная моя, душистая,

Моя нежная и пушистая.

Не сломаю твою шапку белую,

Ветку гордую, ветку смелую,

Фиолетовую не сломаю я,

Ах, сирень, я люблю тебя.

Вне зависимости от того, насколько мы доверяем Муханкину как автору мемуаров, очевидно одно: в его внутреннем мире царила полная вакханалия. Он дошёл до точки кипения, и последствия этого могли быть непредсказуемыми. И они были непредсказуемыми.

В город Сальск я приехал 30 апреля 1995 года около 18 час. 30 мин. из города Зернограда с целью увидеть Юрия К. и его брата, с которыми я учился в спецшколе в Чертковском районе… Улицы, на которой они жили, я не нашёл, так как мне никто не мог объяснить, где она находится, а время было поздним. Я вернулся на вокзал, но там был недолго и не захотел быть, так как вокруг было много сотрудников милиции. Я увидел, что окно в здании открыто, и залез туда, чтобы переночевать. Но меня поздно ночью спугнул милиционер, который отодвинул занавеску и заглянул в окно. Как только он отошёл от окна, я взял магнитофон, который находился в помещении, а также еду и убежал вдоль железной дороги в сторону кладбища.

По всей видимости, я в том же помещении в столе взял нож длинный, около 30 сантиметров. Я хочу добавить, что в той комнате, где я находился, было много вина в закупоренных бутылках. В кабинете, в урне, была пустая бутылка из-под водки. На полу лежали разбросанные вещи — майки и т. д. Было видно, что там кто-то выпивал.

(Из протокола допроса от 2 мая 1995 г.)

Совершив кражу из школы, Муханкин провёл остаток ночи в кабине из-под автомашины, где он спрятал украденные вещи. Когда рассвело, он увидел, что на кладбище идут люди. Не забудем, что это было 1 мая, праздничный день, когда тысячи людей обычно навещают могилы своих близких, — не лучший момент для некрофила, привыкшего украдкой пробираться к своим «товарищам» — «мертвецам в гробах», как он именует их в одном из своих стихотворений.

Мой дом —

Это кладбище.

Мертвецы в гробах —

Мои товарищи.

А друзья мои —

Темнота и мрак.

И никто из нас

Вам, живым, не враг.

А плоть моя

Среди вас живет.

С ней нет меня —

Потому и пьет.

Как живет она,

Вы не знаете,

А убьет кого —

Расстреляете.

За несчастную

Не в ответе я.

Я давно убит,

В живых нет меня.

Теперь мы ждем её

Раньше времени,

В наш покой и мрак,

В дни весенние.

Жизнь безрадостная

Отмучится, отмается.

Все невечное

Здесь кончается.

Но бессознательная потребность в жестком насилии была, видимо, непреодолимой, и, хотя преступник сам не отдавал себе в этом отчета, он был внутренне сосредоточен на единственной значимой цели — поиске жертвы. Он кружил поблизости от кладбища, сам не зная, зачем, пока не оказался на грязной, замусоренной площадке между тыльной стороной забора элеватора и подземными железнодорожными путями. Глухое место, где на путях постоянно стоят