"Всего я и теперь не понимаю" - Александр Гладков

После долго сидел с ним в кабинете. Он рассказывал о встречах с Н.Островским. Его отношение к нему полно восхищения и удивления. Он даже сказал, что среди замечательных знакомств своей жизни он ставит встречу с Н.Островским на третье место после Л.Толстого и Чехова. Н.Островский называет В.Э. «львом»...

Вечером у Арбузова, потом дома, потом у Б.А.Дехтерёва107. Борис Александрович влюблен в «Даму с камелиями». Он видел спектакль 10 раз и восхищается З.Н. и режиссурой Мейерхольда.

В.Э. подарил мне листки с планом переделки «Дамы», которые он сегодня принес на репетицию.

13 ноября

<...> Когда я утром прихожу в театр, мне Андреева передает, что В.Э. заболел и просит меня позвонить. Звоню.

З.Н. просит меня зайти к нему. Иду в техникум и потом на Брюсовский к Мейерхольду.

У В.Э. бронхит. Он лежит в большой комнате на диване под розоватым пледом. Белая рубашка, горло обмотано серым шарфом. Он и тут очень живописен и выразителен, «больной Мейерхольд», и я исподтишка любуюсь им. Справа клетка с попугаем. Слева столик с телефоном. У него сидит Ник. Эрдман108, с которым я впервые встречаюсь. У Эрдмана какие-то осложнения с пропиской и прочим (он ведь был в ссылке) и В.Э. энергично звонит по его делам, хлопочет в гормилиции о паспорте и просит за него у Ставского. Нахожу у В.Э. на столе книгу «Мастерство актера», которую он взял у меня осенью, и вижу в ней много пометок карандашом. В.Э. извиняется, что «испортил» книгу и предлагает мне купить новый экземпляр, но я, улыбаясь, отказываюсь и прошу разрешения взять именно этот. Он отдает его мне. Потом Эрдман уходит, и мы говорим с В.Э. на разные темы. Иногда входит и снова уходит З.Н., овевая нас ароматом французских духов. Никакого особенного дела ко мне у В.Э. не было и, видимо, просто он скучал с утра.

Снова рассказы о молодости, о Художественном театре и Станиславском (записал их отдельно) <...>

14 ноября

Сегодня в «Правде» на третьей полосе сверху напечатано постановление Комитета по делам искусств о «Богатырях» в Камерном: «Снять с репертуара как чуждую советскому искусству по причинам: а) попытка возвеличить разбойников Киевской Руси; б) огульное очернение богатырей; в) дает антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося положительным явлением»109. Еще в номере подвал Керженцева «Новые задачи кино» <...>

15 ноября

В.Э. все еще нездоров. Днем у меня лекция (два часа с перерывом) в техникуме, а потом, зайдя на минутку в театр, иду к нему и там обедаю. Конечно, все разговоры вертятся вокруг «Богатырей». Таиров — старый недруг В.Э., и наша первая реакция — удовлетворение110, тем более, что досталось и Демьяну Бедному, подхалиму и пошляку, случайно попавшему не в точку <...>

В «Правде» большая статья Керженцева «Фальсификация народного прошлого». В ней есть такие фразочки: «Дурно пахнущая вылазка Камерного театра» (каков стиль-то! это у председателя Комитета искусств!), «Запутавшиеся критики, вроде Литовского в “Советском искусстве”» и еще «горе-критики». Литовский успел превознести спектакль и, кроме того, разрешил его, как председатель Реперткома — наконец, просчитался наш Осаф!

Сегодня у нас в театре было официальное открытие сезона.

Политическое напряжение не ослабевает. Пожалуй, я не помню, когда еще так много бродило самых невероятных слухов о новых опалах, снятиях, арестах, готовящихся процессах. Впрочем, это всё локализовано: все события происходят только, так сказать, на просцениуме истории — в кругах государственной и партийной элиты.

На днях опять разговаривал с Х. Он настроен очень пессимистично и связывает в одно политическую чистку в верхах и то, что происходит в искусстве. Не хочется верить его пророчествам: думаю, что из своей явной любви к «острым блюдам», к сенсациям всякого рода, он преувеличивает.

Его рассказы о Радеке, которого он хорошо знал. Радек до самого последнего времени возглавлял неофициальный международный секретариат Сталина и руководил его референтами. Он забавлял Сталина своим грубоватым юмором и ходил в фаворитах. В Наркоминделе все время идет борьба между Литвиновым и Крестинским. Доходило дело даже до отставок, но Сталин все время их мирит. Тут дело посерьезнее, чем в личных неприязнях: идет речь об ориентации в Европе нашей политики. Лично Радек совершенно разложившийся, избалованный человек, смесь шута и лакея с одной стороны и барственного вельможи — с другой (перед своими сотрудниками). Х. мог попасть к нему в «бюро» и не пошел, и сейчас этому радуется.

17 ноября

<...> Слух, что в Киеве арестован председатель Союза писателей Украины А.Сенченко111. И еще ряд подобных слухов. В сегодняшнем номере «Правды» в отчете о совещании в ВКИ отмечается, что Таиров «не понял постановления ВКИ и не делает из него необходимых выводов».

Как бы не разогнали Камерный театр, подобно тому, как был разогнан прошлой зимой МХТ 2-й. Кажется, радоваться его несчастью глупо, даже противникам Таирова.

26 ноября

Встал поздно. Днем в театре.

Газеты посвящены открытию Съезда Советов.

ЦИК помиловал трех осужденных по новосибирскому процессу112 и заменил им расстрел 10-ю годами. Шестеро расстреляно. Нобелевская премия мира присуждена немецкому писателю Карлу Осецкому, находящемуся в фашистском концлагере113. Германское правительство через своего посла в Осло заявило резкий протест.

Вечером во время «Леса» работал в театре в помещении НИЛа, в так называемой «сотой комнате». Вдруг звонок телефона. Это В.Э. Он говорит мне, что З.Н. считает, что в книгу нужно включить только послереволюционный материал (статьи и речи В.Э.) «ввиду остроты нынешнего положения В.Э.». Она мне это уже как-то говорила, но я с ней спорил, и до сих пор В.Э. (еще вчера) соглашался со мной. Но сегодня, как он говорил, она его убедила, и он уговаривает меня. «Мы с вами оба мечтатели, Дон Кихоты, увлекающиеся люди. Нам нужно больше слушаться З.Н. — она земной человек...» Я спорю с ним, хотя это, разумеется, бесполезно. Еще говорит, что нервничает из-за статьи в «Известиях» и из-за того, что его даже не позвали на второе совещание в ВКИ 23-го...114 «Как бы им всем хотелось, чтобы меня уже не было! Как я им мешаю!..» Этот, совсем «нетелефонный» разговор произвел на меня очень тяжелое впечатление. В голосе В.Э. слышались горечь и растерянность.

29 ноября

Сегодня в дополнение к недавней заметке в «Известиях» «Советское искусство» печатает отрывки из речи Керженцева, содержащей грубые, гнусные нападки