Москва дипломатическая. Танцы, теннис, политика, бридж, интимные приемы, «пиджаки» против «фраков», дипломатическая контркультура… - Оксана Юрьевна Захарова
Вышеприведенные данные требуют определенного критического подхода, поскольку почти половину стран, установивших дипломатические отношения с РСФСР к концу 1921 года, составляли государственные образования, возникшие на территории бывшей Российской империи и вошедшие затем в состав СССР.
В отношении порядка установления дипломатических отношений протокольная практика всегда исходила из общепринятых международных норм: обмен посланиями, телеграммами, нотами идентичного содержания, подписание соответствующего договора или соглашения[83].
Договором был закреплен факт установления дипотношений с Монголией — в 1921 году, Китаем — в 1924-м, Йеменом — в 1928-м, обменом нотами с Францией — в 1924-м, Чехословакией — в 1934-м и так далее.
Жизнь дипкорпуса в Москве в начале 20-х годов была весьма насыщенной. В своем дневнике за 1923 год Д.Т. Флоринский сообщает практически о ежедневных приемах в посольствах, где общение строилось по определенному сценарию: во время обеда беседы о политике и искусстве, затем — бридж и танцы.
В 1926 году от имени коллегии НКИД устраивались приемы, на которых танцевальной программе предшествовала концертная. Так, 6 мая 1926 года состоялся обед коллегии для начальников миссий и прием для дипкорпуса, на котором выступали Обухова, Юдин, Кригер. В следующий вечер были заняты Собинов, Нежданова, Голован. После концерта — фуршет, а затем танцы «под рояль»[84].
Своеобразный пик дипломатической светской жизни наступал в январе. В 1927 году уже 1 января дневной прием у Манзони (супруги посла Италии), на котором гости танцевали под граммофон. 2 января — большой вечерний прием в латвийской миссии. 4 января — интимный обед и бридж у персов. 5 января — обед в финской миссии.
6 января — вечерний прием у датчан. Танцы.
7 января — интимная вечеринка у Кобылянского (польская миссия).
9 января — дневной прием с танцами у мадам Гай. В тот же день — катание на коньках у англичан.
10 января — обед у итальянцев, затем прием для дипкорпуса с танцевальной программой[85].
Наибольшей популярностью у представителей дипломатического корпуса пользовались так называемые танцевальные «субботники», а начиная с 1928 года приемы «чай-бридж» по вторникам в итальянском посольстве. На одном из таких приемов 31 января присутствовало около 45 гостей, среди них — послы Японии, Швеции, Норвегии и греческий посланник. Игра в бридж происходила на девяти столах[86].
Руководство НКИД уделяло в эти годы достаточно много внимания общению с коллегами из дипломатических представительств.
15 января 1928 года Флоринский отметил «превосходный, тонкий обед» в датской миссии, а также наряд супруги посла Италии мадам Черрути, нарядившийся «для встречи с наркомом в весьма пышный туалет. Даже ее муж с неизменным фашистским значком был в этот вечер оживленнее и менее замкнут, чем обычно»[87].
По мнению представителей дипкорпуса, зимний сезон 1928 года протекал довольно скучно, «нет общих приемов для дипкорпуса, а только чопорные официальные обеды для начальников миссий и небольшого числа „избранных“», поэтому «чайный прием» 14 января в греческой миссии с танцами под граммофон и бриджем был весьма радостно встречен дипкорпусом и, главным образом, женской его частью. На этом приеме турецкий посол, оказавшийся хорошим танцором, «с увлечением танцевал с мадам Эрбетт»[88], супругой посла Франции в СССР (1924–1931) Жана Эрбетта — одного из лучших французских журналистов, главного редактора газеты Le Temps.
Посол внимательно изучал столичную жизнь и уже через полгода после приезда в Москву отлично разбирался в советских проблемах. Во французском посольстве не давались большие приемы, но часто устраивались обеды и завтраки. Французский посол не играл в карты, он предпочитал беседовать о политике, тем более что актуальных тем в Москве было достаточно. «Мадам Эрбетт прекрасно одевалась и, как настоящая француженка, отлично понимала кулинарию. Любила танцевать, а на приеме афганского короля Амануллы, который устроило советское правительство, сделала такой реверанс перед королевской четой, что <…> все склонились в безмолвном восторге»[89].
Эрбетт обладал исключительной работоспособностью, быстро изучил русский язык, на котором мог общаться. Супруги Эрбетт занимались коллекционированием. Им удалось приобрести редкие экземпляры исторических документов русского царствующего дома, коллекцию вещей из уральского малахита и многое другое. Особенность Эрбетта — нелюбовь к журналистам, которые отвечали ему взаимностью.
Коллекционированием увлекался и глава германского посольства (до 1928 года) граф Брокдорф-Ранцау — дипломат старой «бисмаркской школы», противник Версальского договора. Следствием общей политики Брокдорфа являлось отсутствие контактов с другими дипломатическими представителями. В личных отношениях он придерживался строгих традиций прошлого. «Его званые обеды проходили в высшей степени дисциплинированно, как ни в одном посольстве. <…> Никогда за его столом не сидело больше 16 человек (эту традицию ввела его мать, и он исполнял ее завет. — Авт.)»[90].
Граф коллекционировал старинную бронзу, большая коллекция которой хранилась в Германии. После одного из обедов нарком просвещения А.В. Луначарский, рассматривая в посольстве бронзовые канделябры, приобретенные в России, заметил, что, если бы их владельцем был не Брокдорф, никогда бы не разрешил вывезти из России канделябры, обладающие такой высокой ценностью.
Как отмечает в своих воспоминаниях Карлис Озолс: «<…> Германское посольство знало Россию лучше, чем дипломатические представители других стран. Этой осведомленностью они обязаны <…> немцам-специалистам, коммерсантам, чинам Генерального штаба, своим знакомым. Впрочем, и до войны немцы разбирались в русских делах лучше, чем англичане, итальянцы и даже французы, союзники России»[91].
Немецкая дисциплина проявлялась в том числе в отношении к правилам дипломатического протокола. На приемы сотрудники посольства являлись раньше своего посла и ожидали его, как хозяин ожидает гостей. Граф Брокдорф-Ранцау пользовался уважением подчиненных, был «яркой личностью, цельным характером и воплощением этикета. Опытный дипломат, верный традициям рода и бисмаркской школы, аристократ и хороший политик»[92].
В 1928 году его преемником стал господин Герберт фон Дирксен, прибывший в Москву с супругой, которая со временем стала одной из самых активных участниц светской дипломатической жизни столицы. Так, в зимнем сезоне 1933 года, она после чая у Флоринского отправилась вместе с ним на концерт рабочей молодежи (пение, танцы, акробатика). На этом вечере мадам Дирксен также продемонстрировала свои исполнительские способности — села к роялю и сыграла «Стеньку Разина». Мадам держала себя весьма непринужденно и, видимо, осталась довольна вечером, убедившись лично, как веселится советская рабочая молодежь[93].
